— Я понимаю… Но мне сказали…
— Кто сказал? А ну пойдём, покажешь, кто там тебе что сказал!
Ухватил я его за рукав и поволок. Ох, думаю, и выпишу я сейчас чертей этим конторским! За всё сразу!
— Тебя кто на работу принимал? Жирный такой, головёнка маленькая — этот? Ну, я с ним потолкую! А, ч-чёрт!
Я резко остановился, Гришу занесло, и мне пришлось его поддержать.
— Куда ж мы с тобой идём! — рявкнул я на него. — Сегодня ж суббота!.. У, шалопай! А ну давай точно: как вы там с ним говорили — с этим, из отдела кадров!..
— Он предупредил меня, что с общежитием трудно, — проговорил вконец запуганный Гриша. — И спросил, не могу ли я временно обойтись без общежития…
— Ну! А ты?
— Я сказал, что могу, — уныло признался Гриша Прахов.
По соседней аллее прошла группа наших ребят со спортивными сумками. Пловцы. Поравнявшись с нами, засмеялись.
— Кого поймал, Минька?
— Минька, а повязка твоя где?
— Гуляйте-гуляйте, — сердито сказал я. — Погода хорошая…
На проспекте Металлургов нас чуть было не накрыл дождь, и нырнули мы с Гришей в кафе «Витязь».
Переделали подвальчик — не узнать. С потолка на цепях свешивается что-то вроде средневековых светильников из жести, а на торцовой стене богатырь на тонконогом, как журавль, коне рубится со Змеем Горынычем — аж розовое пламя из трёх пастей в косы заплетается.
Посадил я Гришу в уголке спиной к помещению, чтобы не смущать народ тесёмочным бантиком, а сам пошёл к стойке.
— Миньк! — шепнула мне щекастая белокудрая Тамара. — Кого это ты привёл?
— А это наш новый резчик, — небрежно сказал я. — Нравится?
— Ну и резчики у вас! — Тамара затрясла обесцвеченными кудрями. — Как бы он чего с собой не пронёс…
Она соорудила два коктейля, и я вернулся к столику.
— Это… алкоголь? — встревожась, спросил Гриша.
— Ага, — сказал я. — Алкоголь. Чистейшей воды, неразбавленный.
И протянул ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обречённым видом.
— Ого, да ты, я смотрю, тоже левша?
Гриша растерянно уставился на свою левую руку.
— Я нечаянно, — сообщил он и поспешно переложил стакан в правую.
Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, старательно выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.
Всё это мне очень не понравилось.
— А ну-ка, давай честно, Гриша, — сказал я. — Пьёшь много?
— Спиртных напитков?
— Да, спиртных.
— Вот… в первый раз… — сказал он и зачем-то предъявил мне пустой стакан. — И на вокзале ещё… Только я тогда отказался…
Я решил, что он так шутит. А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…
— Правильно я сделал, что приехал сюда, — сообщил он вдруг…
По лицу его бродила смутная блаженная улыбка.
— И чего я боялся? — со смехом сказал он чуть погодя.
— Боялся? — не понял я. — Кого?
— Вас, — всё с той же странной улыбкой ответил Гриша.
Заподозрив неладное, я быстро заглянул под стол. Бутылки под столом не было.
— Почему ты ведёшь меня к себе? — вырвалось вдруг у него.
— А тебе что, на вокзале понравилось?
Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим чёрным блестящим волосам он после душа не прикасался.
— Нет, — сказал он. — На вокзале мне не понравилось…
Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.
— Минька!.. — сказал он. — Я особо опасный преступник…
Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.
— Что?
— Особо опасный преступник… — повторил Гриша.
Я оглянулся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.
— Погоди-погоди… — У меня даже голос сел. — То есть как — особо опасный? Ты что же… сбежал откуда?
— Сбежал… — подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.
Я посмотрел на его пиджак, на тесёмочный бантик под горлом и вдруг понял, что Гриша не притворяется.
— А паспорт? Как же тебя на работу приняли без паспорта? Или он у тебя… поддельный?
— Паспорт у меня настоящий, — с болью в голосе сказал Гриша. — Только он не мой. Я его украл.
Нервы мои не выдержали, и, выхватив из коктейля соломинку, я залпом осушил свой стакан.
— А ну вставай! — приказал я. — Вставай, пошли отсюда!
И, испепеляемые взглядом Тамары, мы покинули помещение. Завёл я Гришу в какой-то двор, посадил на скамеечку.
— А теперь рассказывай, — говорю. — Всё рассказывай. Что ты там натворил?
Плакать Гриша перестал, но, видно, истерика в «Витязе» отняла у него последние силы. Он сидел передо мной на скамеечке, опустив плечи, и горестно поклёвывал своим орлиным носом.
— Закон нарушил… — вяло отозвался он.
— «Свистка не слушала, закон нарушила…» — процедил я. — Ну а какой именно закон?
— Закон? — бессмысленно повторил Гриша. — Закон…
— Да, закон!
— Это очень страшный закон… — сообщил Гриша.
— Как дам сейчас в торец! — еле сдерживаясь, пообещал я. — Мигом в себя придёшь!
Гриша поднял на меня медленно проясняющиеся глаза. Голову он держал нетвёрдо.
— Закон о нераспространении личности… — торжественно, даже с какой-то идиотской гордостью проговорил Гриша Прахов и снова уронил голову на грудь.
Некоторое время я моргал. Закон — понимаю. О нераспространении — понимаю. Личности — тоже вполне понятно. А вот всё вместе…
— Пойдёшь завтра в милицию, — сказал я, — и всё там расскажешь, ясно?
Язык у Гриши заплетался, и следующую фразу он одолел лишь с третьего захода.
— При чём тут милиция? — спросил он.
— Ну если ты закон нарушил!
— Не нарушил я ваших законов! — в отчаянии сказал Гриша. — Свои — нарушал. Ваши — нет.
У меня чуть сердце не остановилось.
— Какие свои? Гриша!.. Да ты… откуда вообще?
— Из другого мира я, Минька, — признался наконец Гриша Прахов.
Я почувствовал, что ноги меня не держат, и присел рядом с ним на скамеечку.
— Из-за рубежа? — как-то по-бабьи привизгнув, спросил я.
— Дальше…
Я потряс головой и всё равно ничего не понял.
— Как дальше?
— Дальше, чем из-за рубежа… — еле ворочая языком, объяснил Гриша Прахов. — С другой планеты, понимаешь?..
В калитку я его внёс на горбу, как мешок с картошкой.
Из-за сарайчика, грозно рявкнув, вылетел Мухтар. Узнал меня, псина, заюлил, хвостом забил. А потом вдруг попятился, вздыбил шерсть на загривке и завыл, да так, что у меня у самого волосы на затылке зашевелились.
