За ленчем Оливия ухитрилась сесть рядом с ним и сразу же принялась болтать. Она выяснила, что мать его родом из Венгрии; ее старшая дочь, Диана, сказала она, как-то познакомилась с глухой монахиней из Дубровника и в результате оказалась в сумасшедшем доме, и что за славный мужчина тамошний главный врач, пусть он даже ирландец - и так далее, а маленькое существо только улыбалось своей ледяной, мертвой улыбкой и почти ничего не говорило, и в щель между его бесцветными губами я видела, как блестят его чуть желтоватые зубы. Потом вернулась от доктора Хилари, и Клив, изобразив серьезную озабоченность, осведомился у нее о самочувствии пострадавшего. Слегка подавленная Хилари сказала, что доктор повез его в Королевский Беркширский госпиталь на рентген и что его мошонка очень сильно ушиблена и, возможно, повреждена. Клив - вот чудовище! - пробормотал, что он ужасно сожалеет, и сел. Так безупречно он себя вел, что Чарльз - добрый, мягкосердечный Чарльз - не выдержал и утешал его, говоря, что он не должен винить себя ни в чем, что это всего лишь досадный несчастный случай и что Тони, он уверен, травмирован не серьезно.
- Я опасаюсь худшего, - сказал Клив. - Я подаю слишком сильно - всегда так подаю.
- Вздор, - возразил Чарльз. - Ты подаешь классно. - Собравшиеся одобрительно загудели в знак согласия - не то чтобы тепло, скорее из вежливости. Но видите, как эффективно был удален со сцены Тони?
Партия продолжалась. Однако я никак не могла сосредоточиться на игре, так как Клив начал производить очень необычные визуальные эффекты, имеющие целью, несомненно, помрачить мой рассудок и тем самым удалить последнее препятствие на пути к совращению Хилари. Самым смутившим меня из этих его фокусов было то, как он превратил эту милую, спокойную сцену из позитива в негатив. На мгновение все, что было светлым - небо, игроки и т.д., сделалось непроницаемо черным, а все, что было темным - деревья, трава, выцвело и стало призрачно-белым. Потом все сделалось как было, потом снова негативным, и так мигало примерно полминуты. Самым любопытным было наблюдать за черно-белой коровой: животное вспыхивало и гасло, как световая реклама. Как я предполагаю, это была какая-то разновидность электрической интерференции, возбуждаемая телепатически, и нацелена она была, как я уже говорила, прямо на меня. Если Оливия и испытывала что-то подобное, она не сказала ничего; тогда я заподозрила, что она понимает замыслы Клива - не только понимает, но и ОДОБРЯЕТ!
Игроки вернулись на чай. Я решила наконец, что настало время действовать, и отозвала Чарльза в сторону.
- Дорогой мой, - прошептала я самым серьезным своим тоном. - Ты правда считаешь, что нам нужны все эти типы на ночь?
- Но мама! - возразил он.
- Потише, дорогой, - прошептала я.
- Мама, я же ПРИГЛАСИЛ их. Не могу же я...
- Я знаю, дорогой. И все же... - Я осеклась: между нами легла тень. Это был Клив.
- Леди Хок, - начал он - о, что за голос, как старый портвейн: богатый, мягкий, чувственный, - простите меня за то, что перебил вас.
Я спряталась за маской ледяной вежливости.
- Ничего страшного, мистер Клив.
- Леди Хок, право же, несмотря на столь сердечное приглашение вашего сына, мне кажется, что мы не вправе заставлять вас приютить у себя в доме и кормить одиннадцать совершенно незнакомых вам людей.
- Да что ты! - вскричал Чарльз.
Клив положил руку ему на плечо.
- Мне кажется, всем заинтересованным сторонам будет лучше, если ты разрешишь нам устроиться в "Уоллоп-Армз".
О, я оказалась в очень сложном положении. Что-то во мне дрогнуло. Очарованию этого существа было трудно, почти невозможно противостоять - но я держалась стойко. К неудовольствию Чарльза, я не пыталась отговорить его.
- Вы уверены, что вам там не будет неудобно? - спросила я.
- Никаких неудобств, леди Хок, - сказал он. Я испытала облегчение, благодарность - и совершенно необъяснимое разочарование! Его пылающий взор буравил меня, и - подобно цыпленку перед лисой - я не в силах была отворотить своего взгляда.
- Но ВЫ должны отобедать у нас, мистер Клив, - выпалила я в неожиданном, невольном порыве. - И, - добавила я, - будьте нашим гостем.
Стоило этим словам сорваться с моих губ, как я пожалела об этом горько пожалела, но ничего не могла с собой поделать. Вот дура, думала я, стоило тебе благополучно избавиться от этого типа, как ты приглашаешь его обратно! Он вежливо поклонился.
Чарльз немного успокоился. Я повернулась, чтобы идти; именно в это мгновение появилась Хилари.
- Хилари, - сказала я ей. - Мистер Клив будет обедать с нами и остановится в Розовой комнате, но остальные разместятся в "Уоллоп-Армз".
- О, хорошо, - ответила Хилари. - То есть, - добавила она, чуть покраснев, - хорошо насчет мистера Клива.
- Так что, милая, - продолжала я, - тебе, пожалуй, стоит вернуться домой и предупредить Стокер?
- Конечно, - согласилась она. - Ту-ту, мистер Клив.
- Ту-ту, - сухо отозвался вампир, и Хилари ушла.
Игра завершилась в полседьмого. Все деревенские разошлись по домам. В лесу пели птицы, а в павильоне царил полумрак; горгульи четко вырисовывались на фоне вечернего неба. Над лугом стелился туман. К запаху сырости примешивался слабый запах отверстой могилы, но этого никто не слышал, и так мало-помалу наступила ночь.
Ужин. Тони с нами не было - его положили в больницу, - но Оливия была. О да, Оливия была здесь, и если днем мои подозрения на ее счет были довольно смутными, то этим вечером они окрепли, сменившись уверенностью все из-за инцидента, к описанию которого я приступаю.
Я услышала, как Гарри приглашает Клива в библиотеку посмотреть его коллекцию охотничьих гравюр. Так вот, это приглашение было сделано, когда Гарри поднимался наверх, чтобы принять ванну, а Клив, уже переодевшись к обеду, спускался вниз - вне всякого сомнения, в надежде заняться Хилари, пока никого больше нет. К этому времени я уже успела одеться, поэтому, услышав приглашение Гарри, я тихонько спустилась по черной лестнице и, обойдя дом кругом, пробралась к окну библиотеки. По счастью, занавески были задернуты не полностью, поэтому я смогла тайно наблюдать за Кливом.
Несколько минут он разглядывал Гаррины гравюры, потом снял с полки книгу и начал лениво перелистывать страницы. Появился Стокер с графином скотча и сифоном на серебряном подносе; когда он вышел, я услышала у парадного входа шум подъехавшей машины. Это, наверное, Оливия, подумала я. И правда, через несколько минут Стокер проводил в библиотеку Оливию Бабблхамп.
В вечернем костюме Клив выглядел чрезвычайно симпатичным. Его пиджак был пошит безукоризненно и в отличие от светлой одежды для крикета подчеркивал его черные волосы и глаза, казавшиеся еще чернее на фоне мертвенной белизны кожи. Он повернул свое длинное белое чело, свои тускло тлеющие глаза к Оливии, и старая клуша сразу же решительно растаяла. Должна сразу заметить: Оливия, одетая к обеду, зрелище довольно устрашающее. С голыми плечами, голой шеей и голыми руками, создающими впечатление целых акров слегка увядшей, напудренной, увешанной бриллиантами плоти, она колышется и вихляется по дому, как премированная индейка, блестя и переливаясь сотней камней, - но Клив не отпрянул от нее в ужасе, как делали на моих глазах другие молодые люди, на которых Оливия клала глаз. Однако он и не остался безразличен; напротив, он НАСТУПАЛ, он действовал стремительно, и я чуть не крикнула этой дурехе, чтобы она береглась его, береглась... но это испортило бы все.
