— Нравится? — спросил старичок.
На его лице играла крайне доброжелательная и слегка ироничная улыбка. Никакой реальной опасности я не почувствовал. Я медленно достал руку из-за пазухи. В ней покоился всего лишь обычный мобильный телефон, не более того.
— Конечно, нравится! Очень! — воскликнул я. — Шикарная собака! Мне бы, такую! Ух! Эх!
— Это кобель, — с гордостью произнёс старичок. — Зовут его Чингисханом. Можно обращаться к нему попроще — «Хан». Сильный, чертяка. Зимой он так лихо таскает меня на лыжах, что ветер свирепо и хищно в ушах свистит, и образуются зоны мощной турбулентности за спиной! Представляете!?
— Красавец!
— А мобильные телефоны в этих глухих и отдалённых местах сигнал не ловят или ловят очень плохо, увы, — вдруг резко сменил тему разговора незнакомец. — Связь возможна только по спутниковому аппарату. По сотовому телефону можно разговаривать более-менее успешно, если подняться от реки повыше, к шоссе или туда, где находится моя скромная обитель. Вот так…
— Жаль, — с досадой произнёс я и убрал телефон обратно во внутренний карман куртки. — А возвращаясь к первоначальной теме… Ну, что касается видов, типов и способов самоубийств… Все они в той или иной степени нелегки и мучительны. И вообще, суть заключается не в самом самоубийстве, как таковом, а в ожидании его и в длительной подготовке к нему. Вот где концентрируются и тоска, и ужас, и боль и всякие другие, крайне невыносимые душевные и нравственные мучения и страдания. Мгновенная смерть, например, от выстрела в висок, в рот или в сердце, или от цианистого калия — это самый лёгкий этап в процессе самоубийства. Ведь перед тем, как поднести или приставить оружие к упомянутым мною органам или частям тела, или принять яд, так намучишься и настрадаешься, столько всего с сожалением вспомнишь, такие тебя будут терзать переживания и сомнения, что мало не покажется!
— Да, вы верно мыслите. Как говорил когда-то, сравнительно давно, один великий и умный человек, «упадок духа сродни смерти», — горестно вздохнул мой негаданный собеседник.
— Да… Вы совершенно правы, — печально, задумчиво и крайне скорбно произнёс я в ответ. — Упадок духа у самоубийцы присутствует всегда и везде. Если упадок духа сродни смерти, то самоубийца практически умирает дважды.
— Почему?
— Человек, решительно замысливший самоубийство, уже почти мёртв ещё задолго до его осуществления. Какая, однако, зловещая картина, — перед вами ходит ещё вполне живой мертвец, который скоро умрёт окончательно! Представляете!? Ужас! Маразм! Тьфу, тьфу, тьфу!!!
— Да, вы правы, — рассмеялся старичок.
— Ну и тему для разговора мы выбрали, однако, — несколько нервно и напряжённо улыбнулся я в ответ.
— Кто вы есть? Как вас зовут, откуда вы родом, как оказались в этом Богом забытом месте? — поинтересовался старичок. — Акцент у вас какой-то странный.
— Я вообще-то издалека. Русский. Зовут меня Александром. Судьба занесла в этот волшебный, я бы сказал, в райский и дивный край, который отнюдь не забыт Богом, — я сделал несколько шагов в сторону собеседника.
Тот оставался абсолютно спокойным, неподвижным и безмятежным. Собака напряглась и глухо зарычала.
— Хан, фу! Ну что же ты так негостеприимно себя ведёшь? Успокойся, расслабься, — старичок, кряхтя, поднялся с песка.
Оказался он небольшого роста, был сухощав, но весьма жилист. Довольно просторные шорты очень смешно смотрелись на его тощей фигуре. Я не смог удержаться от облегчённой улыбки, а вернее, от саркастической ухмылки.
— И что вас так развеселило?
— Наряд у вас какой-то странный. Такая вакханалия всевозможных цветов, и вообще… — снова осторожно улыбнулся я.
— Я просто-напросто пытаюсь несколько оживить окружающие меня ландшафт или пейзаж, не знаю, как правильнее выразиться. Они довольно однообразны по своей структуре и палитре, что мне не совсем нравится, — покровительственно и мягко усмехнулся незнакомец. — Голубое небо и зелёный лес… Вот и всё. А я люблю буйство красок, игру цветов и их бешеную вакханалию, знаете ли, и неизъяснимую, магическую и таинственную энергию, скрывающуюся внутри них.
— Понятно. Я тоже люблю разнообразие во всём.
— Так вы русский? Интересно, очень интересно. Небо явно послало мне знак в качестве вас, сударь.
— Что вы имеете в виду? — удивился я.
— Да я так, о своём, о суетном…
— Понятно…
— Знаете, а вы мне нравитесь, — задумчиво сказал мой собеседник, медленно подходя к воде, кряхтя, склоняясь над ней, и с удовольствием окуная в неё руки. — Я моментально распознаю в человеке и потаённую фальшь, и глубоко спрятанное недоверие, и неестественность, и недоброжелательность, и тревожную закрытость и внутреннюю напряжённость, дискомфорт, так сказать. В вас этого всего почти нет. Почти…
— Почему почти?
— А потому, что вы сейчас несколько напряжены, — усмехнулся незнакомец.
— Да, вы правы, — тяжело вздохнул я. — Напряжён я не несколько, а очень сильно. Но это чувство рождено не вами, а кое-чем другим. Вернее, кое-кем другими.
— Да, я это понял, — нахмурился старичок. — Как сказал когда-то Солон из Афин, «напряжение духа рождает как силу, так и слабость тела». Что же, сегодня рыбалка отменяется. Но не беда. Кое-какие запасы провизии на всякий случай у меня дома имеются, я сварганю вам великолепную уху! Ведь вы, русские, любите уху? А ещё мы с вами можем сварить борщ. Все ингредиенты у меня есть, даже говядина на кости, вернее, не говядина, а оленина. Собственно, какая разница, олень или корова… А кроме этого классического и магического блюда у меня получается замечательная окрошка. И сальце с прослойками на моей кухне присутствует. И соления и варения разные имеются. И картошечку можно сварить или пожарить на том же сале, да с чесночком, а сверху посыпать укропом. А ещё я люблю пельмешки со сметаной и уксусом. Сам их готовлю. Очень вкусно и питательно. А блины с маслицем и икоркой!? А огромные, на первый взгляд вроде бы мёртвые, но живо пышущие жаром и дышащие с экстазом, багровые и ароматные раки под пивко!?
— Откуда же у вас, уважаемый, такие весьма неплохие знания о русской кухне? — удивился я и непроизвольно сглотнул слюну, с отвращением взглянув при этом, на пустую и жалкую консервную банку, скорбно лежащую в траве.
— Вы не поверите, но некоторое время назад была у меня женщина, украинка. Хохлушка, одним словом. Какая разница, русские или украинцы. Все от одного корня. Кровь смешана и перемешана. Почему вы сейчас так враждебно, даже с ненавистью, относитесь друг к другу, не пойму.
— Давайте не будем о политике, — сухо поморщился я. — Надоело. Как кость в горле стоит!
