Чтобы больше не впадать в зевоту, я стал присматриваться к тому, кто как слушает. И меня вдруг заинтересовало одно забавное соответствие. На Земле давно забыли, что когда-то люди различались по национальностям. Уже к концу двадцать первого века человечество так перемешалось, что стало невозможно установить, какая у кого реально национальность. Но что существовали некие общие черты, называемые национальным характером, никто не оспаривал, просто и характеры перемешались, как и национальные языки, и национальные имена, и национальные обычаи. И вот я подумал, что все мы, сидевшие в фантастическом кабинете начальника Главной Галактической базы, являемся образцами смешения разных национальностей и смешение это отчетливо выражено и в наших именах и характерах.
Кнут Марек, отдаленный потомок скандинава и чеха, от своего северного предка взял высокий рост, светлые волосы, светлые глаза, упрямство и бесстрашие, а от серединно-европейского — насмешливость, почти язвительность, любовь к спорту — на Латоне он всех побивает в беге, — общительность и страсть к рукомеслам. Жак Бангалур, смесь итальянца с индусом, — огромный, лохматый, добрый, черноглазый, всегда погруженный в какие-то размышления и чувства, человек как бы не из мира сего. «Так всегда справедлив, что жутко!» — иронически характеризует Жака Марек. Николай Дион, полурусский—полуфранцуз, порывист, резок, стремителен, отчаянно инициативен, очень смел, очень придирчив и одновременно очень покладист, очень скептичен и очень поэтичен, и вообще ко всем его взаимно противоречивым качествам надо приставлять словечко «очень» — и мне кажется, тут тоже присутствуют рудименты характера предков.
Самый интересный из нас, конечно, Артур Хирота, удивительная комбинация из немца и японца — вежливый и непреклонный, глубокий мыслитель и энергичный практик, мастер заоблачных абстракций, художник и тонкий ценитель изящных вещей, то романтичный, то сентиментальный, то суровый до жестокости и самолюбивый до надменности, то настолько сдержанный, что мало кто догадывается о его честолюбии. Не знаю, что от кого он у предков взял, но что букет его свойств нетривиален, видно каждому.
И наконец я, Казимеж Полинг, что-то польско-английское или англо-польское, самый старый в нашей компании, все-таки тридцать девять лет, самый, естественно, именитый астронавигатор дальнего поиска, дважды заслуженный покоритель космоса, кавалер шести орденов, четырнадцати медалей, член трех академий, почетный член сорока трех или сорока четырех университетов, точно не помню — в общем, среди астронавигаторов фигура видная. А что до характера, то Николай, когда сердится, ругает меня примерно так: «Энергии и деловитости у тебя не отнять, но почему ты не отдался музыке, ты же любишь ее, вот бы играл на рояле или на скрипке, даже сольные концерты давал бы, и женщины смотрели бы на тебя еще влюбленней, чем сейчас, какая была бы тогда радость твоим нынешним подчиненным, которых ты бессовестно выматываешь!»
— …удалось доказать, что проход в дзета—пространство лежит в окрестностях «черной дыры» Н-115, — услышал я вдруг и мигом оторвался от посторонних размышлений.
— Прости, друг Артур, я прослушал — кому удалось доказать?
— Мне, — холодно ответил он. — И кажется, я достаточно подробно изложил, как пришел к такой мысли и какие были дискуссии в Академии. Но теперь есть решение Большого Совета и с дискуссиями покончено. Межмировая экспедиция в дзета—пространство утверждена, трансмировой корабль «Пегас» спроектирован, основные части его уже доставлены на Латону. Здесь произведут сборку и испытание. Вероятно, это будет главной из твоих ближайших задач, друг Казимеж.
Ответ прозвучал почти как отповедь. Я спросил:
— Почему записали меня в вашу экспедицию, не поинтересовавшись, хочу ли я этого?
— Ты был в дальнем рейсе, с тобой не могли связаться своевременно. Исходили из факта, что в мире нет астрокапитана, столь же знающего Немесиду, как ты. Именно эта маленькая планетка неподалеку от Н-115 будет стартовой площадкой в иномиры.
— Еще одно учитывалось, — лукаво добавил Марек и пропел — впрочем, фальшиво — две строчки популярной на Земле песенки «Астронавигаторы Вселенной»: — «Вот он, Полинг, Казимеж Полинг, дальше всех побывавший, больше всех посмотревший, горше всех испытавший».
— В экспедиции участвуют четыре человека: ты, я, Жак, четвертого ты подберешь по своему усмотрению, — продолжал Артур. — Мы, конечно, догадываемся, кого ты пригласишь, и заранее рады…
— Не сомневаюсь. Четвертый — Николай. У тебя, надеюсь, нет возражений, Николай?
Николай воскликнул «Да!» еще до того, как я закончил вопрос.
— У каждого члена экипажа будут свои обязанности, не так ли? Я хотел бы услышать о них, — продолжал я.
Холодный голос Артура стал почти ледяным, но не потерял своей неизменной учтивости;
— Начальник экспедиции и капитан «Пегаса» — ты, друг Казимеж. Я — теоретик, Жак — социолог, Николай — астроинженер. О твоем назначении имеется специальное решение Большого Совета.
В тот момент я бы голову дал на отсечение, что понимаю настроение Артура: он, нет сомнения, был оскорблен, что его, инициатора еще неслыханной экспедиции, назначили не руководителем, а только теоретиком ее. А насмешливый Марек не удержался от ехидства:
— Будешь протестовать, Казимеж? Ты ведь всегда протестуешь против почетных назначений, когда уверен, что протест отклонят.
— Нет, — сказал я. — Указы Большого Совета я не оспариваю. Но ты напрасно так радостно ухмыляешься. Кому-кому, а тебе придется пожалеть, что я начальствую экспедицией. Когда, я не понял, начнется сборка трансмирового корабля «Пегас»?
Марек сразу стал серьезным. Мгновенные переходы от шуток к делу он совершал артистически.
— Уже идет. С проектом корабля можешь ознакомиться в любую минуту. Работы на стапелях осмотришь после изучения проекта.
Мы с Мареком сидели в служебной конторе на Немесиде, когда в нашу крохотную комнатку ворвался Николай и радостно крикнул:
— Казимеж, как я тебе нравлюсь? Костюмы присланы с рейсовым звездолетом. Я попросил выдать один на пробу.
Он стоял перед нами в полном облачении разведчика иномиров. И я и Марек знали об этой одежде только по присланным заранее инструкциям и картинкам и теперь с интересом рассматривали ее, щупали, пробовали растянуть.
Гибкий скафандр, облегавший тело Николая, был так прозрачен в оптическом спектре, что казался невидимым. Зато его не пробивали ни пули, ни шальные метеориты, он был непроницаем для жестких лучей и инфракрасного излучения. Скафандр надевали на балерин — и балерины танцевали, не ощущая стесняющей их одежды. В нем спускались в недра, вулканов, погружались на дно морей — люди и в адском пекле и под колоссальным давлением работали, как на зеленой лужайке, — так утверждали проспекты фирмы, изготавливающей эти космические доспехи.
