Кроме Подручного, опознать предмет было некому. Но Виталий Валентинович в ту пору отчитывался перед главным в пропаже макета, так что после краткого разбирательства железяку вынесли на лестничную площадку, где она приняла посильное участие в перекуре. Иными словами, на нее сел один сотрудник, предварительно подстелив носовой платок. Железяка крякнула, но стерпела.
Забегая вперед, скажем: если бы этот сотрудник знал, на что сел, он бы вскочил, как с раскаленной плиты, и зарекся курить в рабочее время.
* * *
Главный возвращался из инспекционного набега на отдел тяжелой полуавтоматики, когда удивительно знакомый неприятный голос с лестничной площадки изрек невероятную фразу:
– Если мы делаем мелочь, – сказал голос, – мы делаем мелочь… мелочь… – Тут он запнулся, начал заикаться и очень неуверенно закончил: – Чем мельче, тем лучше. Фирма!
Главный остолбенел. Последовало слабое шипение, и сочный баритон инженера Бухбиндера произнес:
– Как же им не гореть, если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете, что уже всему институту известно.
– А сам он что же? – вмешался другой голос, обладателя которого главный не вспомнил.
– Кто? Леша? Ты что, смеешься? Это тебе не докладную директору накатать.
Главный задохнулся от возмущения. Когда? Каким образом узнали? И кто бы мог подумать: Бухбиндер! «Ну, я сейчас покажу вам Нунция», – подумал он, но тут произошло нечто совсем уже непонятное.
– Как же им не гореть, – снова заладил баритон, – если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете…
И диалог повторился слово в слово, как будто кто-то дважды прокрутил одну и ту же запись. Запахло горелой изоляцией.
Главный вылетел на площадку и, никого на ней не обнаружив, стремительно перегнулся через перила. Виновных не было и внизу. Клокоча от гнева, он обернулся и увидел макет автоматического захвата, позорно утерянный Подручным.
Ворвавшись к себе в кабинет, главный потребовал Виталия Валентиновича к телефону.
– Вы нашли макет? – ядовито осведомился он. – Ну, конечно… Почему я вынужден все делать за вас? Представьте, нашел… Нет, не у меня… А вот выйдите перед вашим отделом на лестничную площадку и увидите.
Разделавшись с Подручным, главный достал толковый словарь и выяснил значение слова «нунций».
– Бухбиндера ко мне! – коротко приказал он и вдруг замер с трубкой в руке.
Он вспомнил, кому принадлежит тот неприятно дребезжащий голос, сказавший возмутительную фразу насчет мелочей. Это был его собственный голос.
* * *
Тем временем девять блондинок и одна принципиальная брюнетка парами и поодиночке потянулись из столовой в редсектор.
– Глядите-ка! – радостно оповестила, входя, молодая бойкая сотрудница. – Опять Подручный свою табуретку принес.
Вряд ли железяку привело к двери кабинета праздное любопытство. Скорее она надеялась досмотреть чертежи, от которых ее оторвали утром. Но у Ахломова была странная манера запирать свой закуток на два оборота даже на время минутной отлучки.
– Вы подумайте: таскать тяжести в обеденный перерыв! – продолжала зубоскалить молодая особа. – Вот сгорит на работе – что будем делать без нашего Виталия Валентиновича?
– Успокойтесь, девочки, – отозвалась Альбина Гавриловна, обстоятельно устраиваясь на стуле. – Такой не сгорит. Это мы с вами сто раз сгорим.
Железяка слушала.
– Ни он, ни помощница его, – поддержала принципиальная брюнетка Лира Федотовна.
– А что, у Подручного заместитель – женщина? – робким баском удивилась новенькая.
– Перед тобой в очереди стояла. В белых брюках в обтяжку.
– Просто не понимаю! – Лира Федотовна возмущенно швырнула карандаш на стол. – В нашем возрасте носить брючный костюм!
Минут пять она возмущалась, потом немного остыла и снова взяла карандаш. В углу прекратила стук пишущая машинка.
– А Пашка Клепиков, – сказала машинистка, – опять вчера Верку из светокопии провожал. Маринка все утро проревела.
– Не по-ни-ма-ю! – Карандаш Лиры Федотовны опять полетел на стол. – Два месяца как расписались! У них сейчас ласковое отношение должно быть друг к другу, а они…
Неожиданный вздох Альбины Гавриловны вобрал не менее трети воздуха в помещении.
– И зрелым женщинам хочется ласки, – мелодично сказала она.
Железяка слушала.
Несколько минут работали молча. Потом молодая бойкая сотрудница подняла от бумаг восторженные глаза:
– А у жены Ахломова…
Несомненно, ей крупно повезло. Спустя секунду после того, как она нанесла последний штрих на семейный портрет любимого начальника, в дверях показался розовый носик легкого на помине Ахломова.
Ахломов увидел железяку. В следующее мгновение он уже был у себя в кабинете и с треском набирал номер.
– Подручного мне!
Редсектор замер.
– Где? У главного? – И через секунду – другим голосом: – Алексей Сергеевич, Подручный у вас? Скажите ему, пожалуйста, пусть придет и заберет свой макет… А у меня под дверью… А я не знаю… А это вы у него спросите… Жду, жду… А то об него спотыкаются, повредить могут.
Пришел совершенно пришибленный Подручный и, воровато озираясь, унес железяку к слесарям.
* * *
Слесарь Саня одиноко и неподвижно восседал на стуле в электрощитовой и через равные промежутки времени с хрустом зевал. В глазах у него отражались лампочки.
– А где Шура? – спросил Подручный войдя.
Саня медленно-медленно повернул голову и с неодобрением осмотрел вошедшего.
– Вышел, – апатично изронил он.
– Вышел? Ну ладно… Саня, вот это нужно довести до кондиции.
Саня с неодобрением осмотрел то, что принес Подручный.
– Видишь, Саня, корпус прямоугольный, а его скруглить надо. – Виталий Валентинович был неприлично суетлив. – Вот эти уголочки надо снять, а вот здесь мне потом сварщик крючочки приварит. Погоди, я тебе сейчас эскизик набросаю. Вот тут, тут и тут. И ради бога, Саня, – душераздирающе попросил Подручный, – как можно быстрее! Я тебе звонить буду.
Оставшись один, Саня некоторое время с упреком смотрел на железяку, потом нехотя поднялся и пошел за напильником. Придя с инструментом, он прочно зажал одну из металлических ног в тиски, заглянул в эскизик, примерился и одним привычным движением сточил первый угол… Вернее, хотел сточить. Напильник скользнул, не оставив на корпусе ни царапины, и слесарь чуть не врезался в железяку челюстью. И тут произошло событие, заставившее Саню проснуться окончательно.
– И зрелым женщинам хочется ласки, – ответил лжезахват на прикосновение напильника голосом Альбины Гавриловны, а затем, открутив свободной лапой рукоятку тисков, спрыгнул на пол и с дробным цокотом убежал в коридор.
