– И нынче ночью, просто потому что твой Господин дал тебе команду на старт…
– А что в этом плохого? Неужели ты не желаешь обзавестись еще одним сыном?
– Но…
– Разве не хочется тебе иметь самого лучшего сына (речь идет обо мне) из всех, каких ты могла бы родить? Ну же, Кли, любовь моя, нынче как раз такая ночь. Будь благоразумной, дорогая.
– Ох уж мне это благоразумие! – говорит она с величайшим презрением. – Ты всегда окажешься правым, стоит сделать благоразумие аргументом. – Но окутывавшая ее темная дымка уже начинает рассеиваться.
– Если тебя не убеждают доводы логики, позволь показать, что я имею в виду. – Папин разум взывает к Господину, и в то же мгновение сети Сворки смыкаются вокруг его и Кли разумов, телепатически связывая их.
Спор теперь просто невозможен; благоразумие подавлено; существует только Видение, и это Видение – я, Белый Клык; сын, которого они оба желают; потенциальные возможности, обретшие форму в хромо-соматических штрихах, которые их Господин, знаменитый селекционер, отобрал из триллионов допустимых перестановок и комбинаций, посвятив изысканиям несколько месяцев.
Должен сказать, что Видение отличается прекрасным сходством с оригиналом. Это несомненно мое лицо, точно то, что ежедневно смотрит на меня из зеркала в ванной. Правда, теперь у меня отсутствует пара зубов той ослепительной улыбки модели Белого Клыка, а на левой щеке появился небольшой шрам (он заметен, только когда я краснею от стыда), которого в том пророчестве не было. Однако такие различия – результат внешних воздействий, а не наследственности. У меня такое телосложение, о котором можно только мечтать, хотя внешние условия и на нем оставляют печать (я многовато ем). Великолепная нижняя часть тела, красивое туловище. Голова немного уменьшена соответственно предписаниям классики, но с точки зрения интеллектуального наполнения с ней все в порядке. И конечно же, безупречный характер: заслуживаю доверия, предрасположен к преданности, чту пользу дела, дружелюбен…
– Убедил, – вздыхает Кли.
Я целую ее… Вернее, целует Папа, а мне лучше поставить на этом точку.
Первое посещение Земли в 2024 году запечатлелось в моей памяти расплывчато, поэтому я вынужден прибегать к собственным мнемоническим источникам. Кажется, моим главным впечатлением был солнечный свет, подлинный, неподдельный солнечный свет на Земле. Органы, эволюция которых протекала в каких-то определенных условиях, чувствуют себя наиболее уютно именно в таких условиях, так что никакие заменители, пусть даже самые идеальные, не в состоянии обеспечить в точности такой баланс цвета и его интенсивности, такую смену ночи и дня, лета и зимы, мглы и ясной погоды, какой эти органы настоятельно требуют и страстно желают. Рожденный на Ганимеде, я с первых мгновений жизни знал, что моя родина – Земля.
Но она мне не понравилась. В этом отчетливо проявился пример, подававшийся Любимой Матушкой. Каждый день вдали от цивилизации Юпитера был для нее пыткой, скукой.
– Здесь нечего делать, – жаловалась она, когда Папа возвращался со своих прогулок по окрестностям, которые занимали у него всю вторую половину дня. – Здесь не на что смотреть, нечего слушать. Я схожу с ума.
– Кли, дорогая, терпеть осталось не так уж долго. Кроме того, это тебе на благо. Быть здесь, в этой сельской местности, без Сворки, полагаться только на себя – прекрасная возможность развития уверенности и инициативы.
– «…уверенности и инициативы»! – передразнивает Кли, топнув ножкой в золоченой домашней туфельке. – Я хочу свою Сворку, но беспокоюсь не о себе. Дело в мальчиках. Уже несколько недель ни у Белого Клыка, ни у Плуто не было никаких уроков. Они носятся среди этих деревьев, словно пара диких индейцев. Словно Динги! Что, если детей схватят! Их съедят живьем.
– Вздор. Ты могла бы этого бояться на Борнео или Кубе. В Соединенных Штатах Америки в две тысячи двадцать четвертом году нет никаких Дингов. Это цивилизованная страна.
– А люди, с которыми ты на днях познакомился, – как же их зовут? Нельсоны. Они наверняка Динги.
– Нет, просто бедные сельские жители, которые пытаются наскрести средств для существования, копошась в грязи. Найди к ним верный подход, и увидишь, как они дружелюбны.
– Я думаю, это отвратительно! – воскликнула Кли, поудобнее вытягиваясь в небольшом антигравитационном кармане сборного домика, о котором позаботился наш Господин, чтобы мы не оказались совсем без удобств. – Говорить с ними. Есть их грязную пищу. Ты можешь заболеть.
– Я обращусь в питомник Шредер, и меня вылечат. В этой части штата Миннесота уровень цивилизации действительно такой же, как на Ганимеде. Мне здесь нравится. Будь моя воля…
– Дай тебе волю, и мы все станем Дингами! Питомник Шредер! Не смей даже напоминать мне о нем! Ты бывал там? Ты видел, как обращаются с любимцами на Земле?
– В самом питомнике не был, но…
– Ну а я была и могу рассказать тебе о тамошних варварских порядках. Несчастные любимцы живут как животные. Это похоже на жизнь до Господства. Все они бегают, не зная Сворки, под этим ужасным солнечным светом, без крыши над головой, среди этих противных овощей…
– Это всего лишь трава, любовь моя.
– Это отвратительно. Ты тоже отвратительный, раз хочешь здесь жить. Мне никогда не понять, зачем тебе понадобилось тащить меня и детей в этот ад.
– Я объяснял тебе раз десять – этого требует моя работа. Мне даже не начать продолжение романа, пока я не впитаю в себя ощущение этого места – безысходность здешнего бытия, бытия без надежды, бытия в ожидании смерти…
Любимая Матушка испустила сдавленный вздох ужаса и закрыла ладошками уши. Мысль о смерти, даже обозначавшие это понятие слова действовали на нее слишком угнетающе. Она устремилась к аптечке-автомату и со скоростью взмывающей в небо ракеты набрала код напитка для умеренного подъема настроения. Он готовился на основе ЛСД. Некоторое время спустя она предавалась радостным галлюцинациям в своем антигравитационном кармане. Нам с Плуто тоже хотелось наркотика, но Папа пообещал почитать вместо этого главу из «Собачьей жизни».
Мой отец Теннисон Уайт принадлежал к первому поколению людей, выросших вдали от планеты Земля. Он родился в 1980 году, ровно через десять лет после первых заявлений о себе Господства. Папу подбросили на ступени электростанции. Его первого Господина больше интересовали ботанические образцы, чем забота о подкидышах, поэтому начальное образование Папы было беспорядочным. Однако и в таком виде оно не шло ни в какое сравнение с тем, что человек мог получить прежде. Возможно, единственным исключением было образование Джона Стюарта Милля, но чувствуется, что оно далось ему слишком дорогой ценой. При поддержке Господ любой мог стать знатоком такого множества областей знаний, какого был способен пожелать. Языки и науки, музыка и физическое совершенство – все, для чего требуется компетентность и глубина знаний, а не просто творческий порыв, – могли стать «второй натурой» при затрате не больших усилий, чем необходимы при чтении романа, например, Джорджа Элиота.
