Док протянул было руку, но задержал ее над коробкой.
-- Можно?
-- Да, разумеется. Вы только касайтесь сверху.
Док нетерпеливо выхватил одну подушечку и положил ее перед собой. Надавил пальцем -- внутри была жидкость. Аккуратно перевернув подушечку, док увидел, что нижняя поверхность была грубой и складчатой, будто рот, полный крохотных кровожадных зубов.
-- Вы прилагаете грубую сторону к телу пациента, -- пояснил пришелец, -- она бросается на пациента. Она становится его частью. Тело поглощает вакцину, и подушечка отпадает.
-- И это все?
-- Это все.
Док осторожно поднял подушечку двумя пальцами и бросил ее обратно в коробку, потом посмотрел на пришельца.
-- Но почему? Почему вы даете это нам?
-- Вы не знаете, -- ответил тот. -- Вы действительно не знаете.
-- Не знаю, -- согласился док.
Взгляд пришельца вдруг стал очень старым и утомленным.
-- Через миллион лет будете знать, -- сказал он.
-- Но не я, -- откликнулся док.
-- Через миллион лет вы будете делать то же самое, но несколько иначе. И тогда некто спросит вас, а вы сможете ответить не более, чем ныне я.
Если это и была отповедь, то весьма вежливая. Док попытался определить, упрек это или нет, но ни к чему не пришел.
-- А не скажете ли, что там внутри? -- он указал на подушечки.
-- Я могу дать вам описательную формулу, но она будет в нашей терминологии. Это будет тарабарщина.
-- Вы не обидитесь, если я это испробую?
-- Я буду огорчен, если вы не испробуете, -- отвечал пришелец. -- Я не ожидаю, что ваше доверие простирается так далеко. Это будет недоумно.
Закрыв коробку, он пододвинул ее доку, потом повернулся и направился к двери. Док тяжеловесно встал и крикнул:
-- Эй, погодите минуточку!
-- Я встречусь с вами через неделю-другую, -- сказал пришелец, вышел и закрыл за собой дверь.
Док плюхнулся обратно на стул и уставился на коробку.
Потом протянул руку и коснулся ее -- она действительно существовала. Док надавил на ее бока, и крышка отскочила, открыв взору лежащие внутри подушечки.
Он отчаянно попытался одолеть этот дурман и вернуться к разуму, на твердую консервативную почву, к соответствующей -- и более человечной -- точке зрения.
-- Чушь какая-то! -- сказал он, наконец.
Но это была вовсе не чушь, он понимал это на все сто.
Весь вечер он сражался с самим собой, сидя за закрытой дверью своего кабинета, слыша, как Дженет хлопочет в кухне, занимаясь уборкой посуды после ужина.
Первое сражение происходило на фронте доверия.
Он сказал тому человеку, что верит в его инопланетное происхождение, и действительно, доказательства к тому были, да такие, что мимо не пройдешь. И все равно, это было так невероятно -- все, от начала и до конца, что переварить этот факт было довольно трудно.
А труднее всего было осознать, что этот человек -- пришелец он там или нет -- из всех докторов мира выбрал именно его, доктора Джесона Келли, заштатного докторишку в заштатном городишке.
Док так и эдак раскидывал, не розыгрыш ли это, и решил, что все ж таки нет, ведь трехпалую руку и ту штуку, которую он видел, подделать довольно трудно. Да и вообще, вся эта затея -- если это только розыгрыш -- так глупа и жестока, что просто лишена какого-либо смысла. Кроме того, никто не питает к доку такой лютой ненависти, чтоб столько ради этого биться. А даже если б и была такая лютая ненависть, то ни у кого в Миллвилле не хватит воображения на подобную шутку.
Так что, решил док, единственным надежным вариантом решения следует считать, что человек был натуральным пришельцем, а подушечки вполне _bona fide_*.
______________________________________________ * достоверны (лат.) -- прим.перев.
А если это правда, остается только одно: испытать подушечки.
Док встал и начал мерить комнату шагами.
Марта Андерсон. Да, у Марты Андерсон рак, и жизнь ее проиграна -- ничто на этом свете, никакие человеческие знания не в состоянии спасти ее. Оперировать Марту было бы безумием, поскольку операцию она вряд ли переживет; а даже если и переживет -- дело зашло чересчур далеко. Скрытый убийца, которого она носила в своем теле, уже вырвался на свободу, и надежды на спасение нет.
И все равно ему трудно было заставить себя сделать это, ведь она -- самая близкая подруга Дженет, бедная, пожилая женщина; все инстинкты дока восставали против использования ее в качестве морской свинки.
А если взять старину Кона Джилберта? -- проделать что-нибудь подобное с Коном док решился бы. Старый сквалыга вполне это заслужил. Но старина Кон -- натура чересчур подлая, чтобы заболеть по-настоящему; хоть он и божится, что болен, но по сути старый скопидом здоров, как бык.
Что бы там пришелец ни говорил про побочные явления, но кто может знать заранее? Он сказал, что они изучили метаболизм человечества, но если рассудить здраво, это совершенно невозможно.
Док понимал, что нужный ответ лежит под рукой, стоит только подумать -- он загнан куда-то в глубь сознания, док это чувствовал, но делал вид, что догадывается, загонял его подальше и отказывался признать его существование.
Но пометавшись из угла в угол еще около часа, вывернув свои мозги наизнанку и обратно, док уступил и позволил ответу всплыть.
Закатывая рукав и открывая коробку, он был абсолютно невозмутим. Вынимая подушечку и прикладывая ее к руке, он выступал только в качестве непредубежденного естествоиспытателя.
Но вот когда он уже опускал рукав, чтобы Дженет не заметила подушечку и не начала сыпать вопросами, что случилось с его рукой, пальцы его дрожали.
Завтра люди по всему миру за пределами Миллвилла выстроятся у дверей клиник, закатав рукава и приготовившись к процедуре. Скорее всего, очередь будет двигаться ровным потоком, потому что делать практически ничего не надо. Просто каждый пройдет перед доктором, а доктор прилепит подушечку на его или ее руку, и тут же к нему подойдет следующий.
"По всему миру, -- думал док, -- в каждом его уголке, в каждой деревушке, не обойдут ни одного человека. Даже бедных, ибо это делается бесплатно".
И тогда можно будет ткнуть пальцем в календарь и сказать: "В этот исторический день всем болезням настал конец".
Потому что подушечки не только уничтожат нынешние хвори, но и оберегут от будущих.
И каждые двадцать лет из космоса будут прибывать исполинские корабли, несущие груз подушечек, и будет наступать очередной День Вакцинации. Но теперь это уже будет касаться не столь многих -- процедуре будет подвергаться лишь юное поколение. Кто был вакцинирован однажды, больше в этом не нуждается. Единственная вакцинация действует всю жизнь.
Док тихонько топнул по полу веранды, чтобы вновь заставить кресло раскачиваться. "Тут было славно, -- думал док. -- А завтра будет славно во всем мире. Завтра многие страхи уйдут из человеческой жизни. А послезавтра, избавившись от несчастий и насилия, люди смогут с уверенностью смотреть в будущее и жить, сколько положено. И, пожалуй, эта жизнь будет очень совершенно здоровой".
