Олег Овчинников - Игрушкин дом

Этот сын был от рождения наделен недюжинными способностями в арифметике и физике. Он умел делить пищу преломлением и умножать скорбь столбиком. И за ним был нужен глаз да глаз, ибо люди испокон веков не любили ученых. И все было бы хорошо, если бы пятый был Первым, тогда его дите смогло бы резвиться и до 66, и до 99 лет, в общем - пока не надоест. Но у пятого, как вы могли уже догадаться, было всего два глаза. И он ведь даже не отводил взгляда от своего сына. Он просто моргнул. И этого оказалось достаточно...

Еще одна секунда, которая, я не исключаю такой возможности, кому-то могла показаться тремя днями, ушла у него на поиски тела. Он нашел его и взял к себе. Он держал его на ладони, подносил к своему лицу и плакал. С тревогой смотрел я на его слезы. Ибо горе тому, кто отнимет любимую игрушку у убогого...

И пятый мучительно пытался вновь вдохнуть жизнь в мертвое тело. И был мучительно бессилен. И, поняв, что его усилия тщетны, просиди он хоть до Второго Пришествия, пятый оставил свои попытки. И решил, что лучше уж позаботиться пока о тех, кто еще жив.

И он заботился о них, насылая войны и болезни, сея смерть хорошую и разную. И жажды мести не было в его голове - надо признать, что к тому моменту голова его была свободна уже от всего - только в руках. "Арррмагедон!"- приговаривал он, сильно грассируя и продолжая сеять смерть. Слово было совершенно бессмысленным и оттого так нравилось ему. Блуждающая улыбка была размазана в такие моменты по его губам...

И, разумеется, в первую очередь под его заботливыми пальцами погибали те, которые... Впрочем, я же, по-моему, еще ничего не сказал про них. Попробую исправиться...

Так как пятый создавал тварей по образу своему и подобию, то и получались они соответствующими: в меру уродливыми, в меру недалекими, безмерно жестокими. Самые мерзкие твари даже придумают для обращения друг к другу специальное слово - "тварищ". Или что-то очень похожее, я не прислушивался. Но иногда, правда - крайне редко... Ну кто из нас не ошибался? Так вот, иногда его тварения получались... не очень. То тварь оказывалась слишком красивой, то - слишком умной, а то - настолько доброй, что впору было задуматься, а тварь ли она? Такие-то "ошибки эксперимента" и удалялись первыми.

Правда, случались эти ошибки так редко, что эксперимент, в целом, можно было назвать удавшимся...

Ну! И что вы все притихли? Неужели никто мне так и не скажет:"Аминь"?

Хоть запоздалый, но эпиграф:

"Он заплакал, она умерла, и это была поэзия"

Х. Эллисон (рекомендуется читать в оригинале.)

12-13 сентября 1997.