Сойдя с дороги и пройдя полмили через рощу, затем мимо груды скал, надо пройти расщелину между ними (нужно еще точно знать, в каком месте) и тогда можно выйти на широкую прогалину, где всегда неплохо передохнуть, прежде чем двинуться дальше. Затем следует короткий крутой спуск – и внизу появится овальная поляна, длиной около двадцати метров, а в поперечнике около пятнадцати. На одном из ее концов – обширная пещера, обычно пустая.
По поляне наугад разбросаны наполовину погрузившиеся в землю почти квадратные камни. Деревья и скалы отчасти увиты диким виноградом, а в центре возвышается огромное старое дерево, ветви которого, будто зонтик, накрывают почти все пространство поляны, благодаря чему почти весь день здесь сумрачно. Вот почему это место трудно разглядеть с расположенной наверху прогалины.
Однако, мы смогли различить посреди поляны сатира, ковырявшего в носу. Я увидел, что рука Джорджа потянулась к пистолету, заряженному усыпляющими пулями, и успел схватить его за плечо. Я пристально посмотрел в его глаза и покачал головой. Он пожал плечами и опустил руку.
Я вытащил из-за пояса свирель, которую выпросил у Язона. Остальным я показал жестом, чтобы они пригнулись и старались не шевелиться. Сам же я сделал несколько шагов назад и поднес свирель к губам. Первые звуки, которые я извлек из свирели, были для пробы. Прошло очень много лет с тех пор, как я последний раз играл на этом инструменте.
Уши сатира поднялись торчком, и он стал озираться. Он сделал быстрые движения в трех разных направлениях, как застигнутая врасплох белка, еще не взобравшаяся на дерево, на котором она надеется получить убежище. Затем он застыл, дрожа мелкой дрожью, как только я заиграл старую мелодию и будто повесил ее в воздухе. Я продолжал играть, все вспоминая и вспоминая другие мелодии, которые когда-то знал, выводя какие-то опьяняющие мотивы, которые, как оказалось, столько лет скрывались в подвалах моего сознания.
Все это снова вернулось ко мне, пока я стоял здесь, играя для этого малого с мохнатыми ногами.
В городе я бы не сумел выводить эти переливчатые трели, каскады звуков, издавать которые может только свирель, но здесь внезапно я снова стал самим собой. Я увидел движение среди деревьев и услышал цокот копыт.
И медленно пошел вперед.
Будто во сне, я заметил, что стою, опираясь спиной о ствол дерева, и они собираются вокруг меня. Они переминались с копытца на копытце, не в состоянии оставаться без движения, а я играл для них, как играл когда-то, много лет назад, не зная, на самом ли деле это – те же, что слушали меня тогда, да и не ощущая необходимости знать это. Они скакали вокруг меня, они смеялись, обнажая белые зубы, глаза их сверкали, они кружились, толкались, тыкая друг друга своими ножками и рожками, их козлиные ноги взлетали высоко вверх. Сатиры подпрыгивали и громко топали, трамбуя землю.
Я кончил играть и опустил свирель. На этот раз я играл последнюю сочиненную мною песню. Это была погребальная песня, которую я играл в тот вечер, когда решил, что Карагиозису необходимо умереть. Тогда я осознал провал движения за Возвращение. Они не вернутся, не вернутся никогда.
Земля погибнет. Я сошел вниз, в парк, примыкающий к гостинице, и играл эту последнюю мелодию.
На следующий день огромная ладья Карагиозиса покинула Пирей…
Они расселись на траве. Время от времени то один, то другой косили на меня свои глаза. Все они скорбели со мной, слушая эту песню.
Я не знал, сколько времени длились мои наигрывания. Когда песня закончилась, я опустил свирель и сел. Через некоторое время один из них протянул руку, дотронулся до свирели и быстро отдернул ее. Затем он посмотрел на меня.
– Ступайте, – сказал я.
Но они, казалось, не поняли меня.
Я поднял свирель и проиграл снова несколько последних так-тов.
«Земля гибнет, гибнет. Вскоре она станет мертвой… Расходитесь, бал окончен. Поздно, поздно, очень поздно…»
Самый крупный из них покачал головой.
«Расходитесь, расходитесь, расходитесь… Цените тишину. Жизнь сделала свой первый ход и сама себя сгубила. Цените тишину. На что надеются боги, на что? Нити порваны. Им не на что надеяться. Все это была просто игра. Расходитесь, расходитесь, расходитесь. Поздно, поздно, так поздно…»
Они продолжали сидеть, и поэтому я резко встал, хлопнул в ладоши и громко крикнул:
– Иду!
Потом повернулся и быстро пошел прочь.
Собрав своих спутников, я повел их к дороге…
Из Ламии до Волоса около шестидесяти пяти километров, включая обход одного «горячего» места. В первый день мы прошли, наверное, лишь одну пятую часть этого расстояния. Вечером мы расположились лагерем на поляне, немного в стороне от дороги. Ко мне подошла Диана и спросила:
– Ну, так что?
– Что – «что»?
– Я только что вызывала Афины. Рэдпол молчит. И поэтому я хотела бы знать ваше решение сейчас.
– Что-то ты настроена очень решительно. Почему бы нам не подождать еще немного?
– Мы и так ждали слишком долго. А вдруг он решит побыстрее завершить турне? Эта местность вполне может способствовать такому решению. Здесь очень часто бывают несчастные случаи… Ты ведь знаешь, что скажет Рэдпол – то же, что и раньше. И это будет означать только то, что и раньше смерть!
– Мой ответ остается тот же – нет!
Она быстро-быстро заморгала, опустив голову.
– Пожалуйста, пересмотри свое решение…
– Нет.
– Тогда забудь о нашем разговоре. Обо всем забудь. Откажись от роли проводника, и пусть Лорелл пришлет нового. Ты сможешь улететь отсюда на аэроглиссере хоть завтра утром.
– Нет.
– Ты что, серьезно? Ты всерьез думаешь, что можешь защитить Миштиго?
– Да.
– Мне не хотелось бы, чтобы ты пострадал, или еще хуже…
– Мне и самому все это не по нутру. Поэтому ты можешь значительно облегчить жизнь нам обоим, если настоишь на отмене предыдущего решения.
– Но я не могу этого сделать.
– Дос Сантос может это сделать, если ты его об этом попросишь.
– Проблема вовсе не в выполнении приказа, черт возьми! Лучше бы мне никогда не встречаться с тобой!
– Прости.
– Ставкой является Земля, и ты находишься по другую сторону…
– А я полагаю, что это ты – по другую сторону.
– Что же ты собираешься сейчас предпринять?
– Так как я не в состоянии переубедить тебя, то мне остается только одно – помешать вам.
– Ты не сможешь убрать секретаря Рэдпола и его супругу без шума. Не забывай, что мы очень обидчивы.
– Я знаю об этом.
– Поэтому ты не сможешь причинить вред Досу, и я не верю, что ты сможешь причинить вред мне.
– Ты права.
– Значит, остается Гассан.
