«Комната царицы» и даже «погребальная камера фараона», в центре которой высился огромный пустой саркофаг, а стены, в отличие от других помещений, были отделаны красноватым асуанским гранитом, не произвели на Эвридику впечатления. Подкашивающиеся ноги, тяжело дышащие спутники, поминутно вытиравшие катящийся со лба пот, — все это было ничуть не похоже на вдохновенные рассказы учителя. И все же девочка понимала — надо совершить лишь небольшое усилие, чтобы ощутить величие каменного монстра, созданного 4700–4800 лет назад. Надобно сделать маленький шажок — лечь, например, на пол и найти нужный ракурс или громко крикнуть, дабы услышать в ответ тысячелетнее эхо, без чего пирамида Хуфу навсегда останется для нее глупой горой камня, скорлупой ореха со сгнившим ядром.
Воспользовавшись отсутствием смотрителя, она, отстав от своей группы, повернула рубильник, и свет в узком коридоре погас. Не полностью, разумеется, редкие тусклые лампочки аварийного освещения не позволили мраку затопить недра пирамиды, но их оказалось недостаточно, чтобы противостоять чувству страха, заброшенности, погребенности во времени и пространстве, нахлынувшему не только на своевольную девчонку, но и на всех оказавшихся в неосвещенной части пирамиды туристов. Их возмущенные и перепуганные возгласы свидетельствовали о том, что они, все разом, ощутили присутствие витавшего где-то поблизости духа всемогущего Хуфу, с неприязнью взиравшего на тех, кто осмелился потревожить покой его священной усыпальницы…
Давление водяных струй, прижимавших Эвридику к спине Оторвы, ослабло, и, приподняв голову, миссис Пархест успела заметить вырванные светом фары из тьмы решетку набережной, дома, обросшие бородами зловеще шевелящихся водорослей, стаю рыб, кружащих, подобно воронью, над рекламной тумбой. Потом стены улицы-ущелья раздвинулись и растворились в темно-зеленом сумраке. Оторва сориентировалась на местности и, выключив фару скутера, последовала за тройкой поджидавших ее «торпед».
Представив карту Санкт-Петербурга, Эвридика предположила, что они выбрались из русла Малой Невы и плывут к юго-западной части бывшего Васильевского острова. Обсуждая путь до нового подводного убежища, известного одному Генке Тертому, курсанты не сочли нужным скрывать от своей гостьи местонахождение Укрывища, которое намеревались покинуть с минуты на минуту. Тыча пальцами в крупномасштабную карту города, они горячо заспорили, решая, по словам Оторвы, как им миновать полицейские посты, расположенные не только на поверхности Финского залива, но и под водой. Во время этого спора Эвридика и уяснила, куда ее угораздило попасть после несчастного случая у Нарышкина бастиона.
Предположения молодой женщины оказались правильными — зеленовато-синий сумрак, приобретя некоторую прозрачность, временами позволял ей разглядеть смутные очертания домов, но различить детали она по-прежнему не могла, и вскоре мысли ее вернулись в прежнее русло.
Навеянные полумраком подводного мира воспоминания о пирамиде Хуфу не ограничились погашенными в коридорах лампами. Значительно позже, когда она заканчивала институт, на глаза ей попалась монография, посвященная загадкам Великой пирамиды. Оказывается, еще в конце прошлого века, используя передовую по тем временам технику — радиолокаторы и магнитометры, археологи пришли к заключению, что в проходе, ведущем в «комнату царицы», за восьмифутовой стеной находятся какие-то пустоты. Согласно показаниям сонара и других приборов, стены этих пустот облицованы известняком, а сами они заполнены песком. Естественно, было сделано предположение, что одна из этих пустот и есть подлинная, надежно укрытая от грабителей и ученых, так и не найденная до сих пор, усыпальница великого Хуфу. Гипотеза эта не была проверена, поскольку какой-то японский профессор[11] сообщил, что заваленные песком ниши являются, по-видимому, своеобразными амортизаторами конструкции на случай землетрясений — в Японии будто бы строители широко используют этот способ при возведении массивных высотных зданий. Любопытно, что древние египтяне пользовались теми же приемами, что и японские строители небоскребов. Но еще более интригующую информацию принесло последующее сканирование пирамиды аппаратурой, действующей направленными электромагнитными импульсами. Полученные с их помощью данные свидетельствовали, что Великая пирамида пуста как минимум на 15–20 процентов. А ведь все обнаруженные прежде в ее массиве камеры, усыпальницы и галереи не составляли и одного процента от общего объема пирамиды!
Вот тут-то у Эвридики и разгорелись глаза, но, как выяснилось, напрасно. Доход от туристов, ежедневно посещавших пирамиду Хуфу, был столь значителен, что проводить в ней дальнейшие исследования правительство Египта посчитало нецелесообразным, сославшись при этом, как водится, на заботу о сохранности величайшего памятника древности. Однако и это было не самым поразительным. Национальные доходы — вещь трепетная, а вот то, что Уиллард Пархест счел подобное решение проблемы разумным, Эвридику прямо-таки взбесило. Она прекрасно помнила, как, кривя губы, он снисходительно произнес: «Деньги есть деньги, а тайны… Ну какие тайны могут хранить пирамиды? Разве ж это тайны?» При этом вид у него был такой, словно он один знает толк в тайнах, заключенных, как она впоследствии выяснила, в столбцах цифр и букв, аккуратно скопированных ею на масс-диск, хранившийся в старинной черепаховой пудренице, давным-давно подаренной Эвридике мамой, погибшей восемь лет назад в автомобильной катастрофе.
«А вот про маму лучше сейчас не думать!» — приказала себе молодая женщина.
Лучше про пудреницу, бывшую ее талисманом и хранительницей детских секретов. По мере взросления секреты эти становились все более прозаическими: в пятнадцать лет, например, она прятала в ней масс-диски с записями сомнительных фильмов, типа «Обнаженный ковбой», «Война богов» — по поэме Парни, «Скандал в женской обители», и компьютерных игр аналогичного содержания. Какие бы секреты, однако, ни доверяла она старой пудренице, та хранила их исправнее многих подруг, в скромности которых Эвридике пришлось со временем разочароваться…
Или про масс-диск и про тайны Уилла, которые никогда по-настоящему ее не интересовали, потому что все эти мелкие коммерческие секреты, наподобие рецепта «как сделать туалетную бумагу мягкой, прочной и дешевой», не заслуживали названия тайны. А те, которые не были мелкими, дурно попахивали, в чем она имела возможность убедиться, подслушав разговор Уилла с Птициным…
«Постой, постой, какой разговор?» — вскинулась Эвридика, и перед ее внутренним взором возник образ туристов, уплывавших вслед за словохотливым экскурсоводом к Петропавловскому собору. Туристов, среди которых был и ее муж, дважды обернувшийся через плечо, дабы удостовериться, что супруга его, надежно обездвиженная и обезъязыченная, через несколько минут окончательно сведет счеты с жизнью.
