— А где же Панов? — вырвалось у меня.
— Кирилла там похоронили, хоть об этом и не написано. Понимать надо! Наверняка на родину увезли. Не оставили же его в душе!
Смотритель постоял молча, будто собираясь с мыслями:
— Ты знаешь, люди друг другу анекдот бородатый рассказывают: будто у каждого врача есть свое личное кладбище. Не знаю, как у врачей, но у каждого писателя кладбище точно есть. Просто они не думают об «отходах производства». Но кто-то должен думать. И кто-то должен хоронить.
— Почему вы?
— Почему нет? Ты, например, ведь тоже отходами занимаешься? Почему? А? Коллега!
Пораженный, я не нашел, что ответить.
Старик сказал еле слышно:
— Аркадий сюда иногда приходит. Бродит между могил, у «своих» останавливается. Стоит подолгу. Вроде как молча прощения просит у них, по его замыслу, погибших. Хотя у них с братом не так много покойников. Только уж, как бы это сказать, самые необходимые, что ли… Выстраданные.
— Кто приходит?
— Брось, ты все понял. Ладно. Покажу тебе еще одно захоронение, — видя мой безмолвный протест, он поспешно добавил:
— Самое последнее. Во всех смыслах. Я схоронил его только вчера.
На белой плите чернели свежие буквы:
Фрэнк Пул
Астронавт
Первый человек в системе Сатурна
— Я похоронил его прямо в скафандре. Из-за вакуумной диффузии замки скафандра срослись. Открыть их было невозможно. Думаю, для астронавта это нормально — в скафандре. Что скажешь?
Я хорошо помнил бессмертную «Космическую одиссею».
— Вот тут вы и попались, ха-ха! По книге, Пул погиб в 2001 году! А вы его «только вчера»! И Дэвид Боумен тоже умер! Где его могила? А?
Собака удивленно посмотрела на меня, а старик сказал:
— Милай, ты что, совсем тундра? До Сатурна девять астрономических единиц. Пула привезли очень быстро, всего-то за шесть лет. Он превратился в высохшую мумию, потому что скафандр был разгерметизирован. А Боумен вообще попал неизвестно куда. Неизвестно, где его искать. Сам Артур Кларк этого не знает.
— И что, вам сюда так всех покойников и привозят? На блюдечке? — Меня так и распирало от язвительной усмешки. Дедуля иронии не принял:
— В основном, привозят. На тарелках.
Он посмотрел, вскинув бороду, на звездное небо, потом уперся глазами в меня:
— Но не всех. Некоторые приходят сами.
Под ложечкой у меня нехорошо засосало.
— Ладно, пошли в сторожку. Пора уже.
Маленький сарай, оборудованный дровяной печкой, годился разве что для летнего проживания. Стол, два стула, шкафчик без дверей, заставленный пыльными бутылками. Все обшарпанное и дряхлое. Затянутое паутиной окно с грязными занавесками. Земляной пол. В одном углу — кособокая железная кровать, в другом — сваленные в кучу лопаты, кирки, ломы, мятые оцинкованные ведра, толстая веревка, вся в земле.
И запах тоже — свежей земли.
— Садись.
Старик, подобрав полы плащ-палатки, опустился на четвереньки и выкатил из-под кровати несколько углекислотных огнетушителей.
— Надо же, — пробормотал он, — все пустые. Слышь, парень! Я схожу… по делу. На склад. Тут недалеко. Ты посиди.
Дед, кряхтя, выпрямился. Его лицо покраснело.
— Молодцы, — сказал он, отряхивая руки, — те авторы, что сами губят и хоронят своих персонажей. Мне работы меньше. Не все понимают, что создают живых людей, а людям свойственно умирать.
Он вышел, прикрыв дверь. Собака осталась.
«Что делать? И сколько у меня времени? Бежать? Нет, дедуля, так дело не пойдет. Так просто ты не отделаешься! Собака? Хрен с ней!»
Тихонько встал, подошел к куче инструмента. Собака не двигалась. Она на меня даже не смотрела! Решительно не люблю неясностей. Об этом свидетельствуют два шрама за ухом и три вставных зуба. Я взял штыковую лопату, пинком открыл дверь. И пошел к могиле Пула. В лесу светало.
Первым делом достал мобильник и сделал несколько снимков. Собака молча уселась рядом. Заснял и ее. Потом поплевал на руки.
Копать было легко, земля рыхлая. Я вспомнил армию, окопчики в полный профиль, коих было выкопано без числа. Дело подзабытое, но технология известна. Я копал быстро:
«Ты меня, дедушка, плохо знаешь. Мы сюда с Тумановым вернемся. Потому что мой приятель Туманов журналист, а журналисты, дедушка, они все дотошные до ужаса. И пока он тебя, дедушка, не выпотрошит, как рыбу, пока он не вывернет тебя наизнанку, пока не узнает точно, что тут происходит, что это за кладбище такое и кто покойничков на тарелках возит аж с Сатурна и даже с несуществующего Соляриса, он с тебя живого не слезет. А к собачке твоей кинолога пригласит и узнает, где у нее рот, а где наоборот. Только вот из-за дотошности своей мой приятель Туманов на слово не очень-то верит, ему надо снимочки показать, доказательства, чтобы он с места в галоп сорвался. И самый главный снимочек — покойник в скафандре — сейчас я ему сделаю. Если, конечно, не туфта все это. Камней с надписями можно любых наставить, а потом людям головы морочить.
Хотя собака явно необычная. Но хрен пока с ней. С ней — потом».
Я копал и копал, погрузился в могилу уже по плечи. И тут лопата скользнула о твердое и гладкое. Явно не деревянное. Выбросил ее наверх, чтобы не мешала, опустился на колени и стал разгребать руками землю там, где у покойника должна быть голова. Показалось стекло, выпуклое зеркальное стекло. Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! Да это же солнечный светофильтр! Я сделал снимок, стал лихорадочно убирать землю. Вот и корпус шлема. Белая пластмасса. Руки у меня дрожали. Снимок! Долго шарил там, где шея. Наконец сработала защелка, и светофильтр легко задвинулся куда-то внутрь. Второе стекло было прозрачным, но в могиле темно и ничего не видно. Я нажал кнопку мобильника. Сверкнула вспышка, и в глубине шлема мелькнул страшный, туго обтянутый серой кожей череп, с провалами глаз и оскаленными в посмертной улыбке зубами. Сфотографировал трижды. Потом стал копать вокруг и счищать землю со шлема, дальше и дальше, пока не показались буквы:
FRANK POOL * DISKOVERY * NASA * 2001
Снимок! Все! Теперь Туманов будет свою челюсть с пола подбирать. А дед с собакой не отвертятся. Кстати, я совсем о них забыл… Поднял голову. Ну, конечно. Они молча смотрели сверху.
— Убедился? Дошло, что ты персонаж фантастического рассказа? Такой же, как он? И живешь в вымышленном мире? Впрочем, это для тебя уже не имеет особого значения.
— Это почему? — я стоял в могиле, весь в грязи, совершенно обалдевший и обессиленый.
— Потому что твой рассказ подходит к концу. А в конце ты замерзаешь.
