— Я… я очень сожалею, господин Авек.
— К счастью, есть иной выход, — он стал еще любезнее, чем прежде. — Если вы не желаете послушаться моего совета и остаетесь верны решению вашего брата, вы, тем не менее, все еще можете избежать последствий, которые может повлечь за собой его упорное желание жить в этом доме. Как я и сказал, в нынешних условиях я не способен предотвратить угрожающую вам опасность, но условия эти могут решительно измениться, если вы, мисс Фентон, пойдете на одну-единственную уступку.
— Что за уступка? — с жаром спросила Шарлота.
— Согласитесь отдать мне кольцо!
Он умолк на одну звенящую от напряжения секунду. Я жалел, что не вижу его удивительного старо-юного лица — этого лица с непроницаемыми глазами, лица, которое не пробуждало, но прямо-таки внушало и любопытство, и доверие.
Помолчав, он добавил:
— Я знаю, почему вы его носите; я понимаю, что эта безделушка вызывает у вас весьма нежные воспоминания. И я бы никогда не попросил вас пойти на такое, если бы не знал, что будь тот, кого вы любите, сейчас здесь, он подписался бы под каждым моим словом, и…
— Гарри! — воскликнула Шарлота; голос ее дрожал. — Он сказал бы мне отдать кольцо вам?
— Я уверен в этом! По сути, ныне он призывает вас сделать это через меня!
На несколько мгновений воцарилась тишина. Шарлота, должно быть, была поражена до глубины души. Воистину можно было только дивиться тому, как легко было поверить голосу Авека. Я бы не особо поразился, если бы моя сестра…
— Господин Авек, — в голосе Шарлоты звучало колебание, почти сожаление. — Я… я бы хотела вам верить, но… но Гарри сам отдал мне кольцо, и я думаю… о, я уверена, что мой брат никогда на это не согласится!
— Всё ясно! — Непонятно как этому типу удалось полностью скрыть разочарование, даже если он его испытывал. Он ухитрился не обнаружить ничего, кроме искреннего сочувствия Шарлоте, когда сказал на прощание: — Если у меня будет возможность защитить вас, я это сделаю, мисс Фентон.
После того, как разговор окончился и я вернулся в комнаты, мы с Шарлотой пришли к выводу, что, возможно, нам стоило предложить какой-нибудь компромисс. Согласись мы на частичную уступку, он мог бы рассказать нам что-нибудь об этой тайне. Стоило поторговаться. Мы решили, если он еще раз попытается донести до нас то, что, на мой взгляд, было не более чем слегка завуалированной угрозой наказать нас за хранение камня, не только быть готовыми к любым его действиям, но и попытаться заманить его в ловушку и схватить.
В тот же день мы вернулись на Чаттертон-Плэйс. Внутри дома было слишком много доказательств того, что это место в прошлом служило сущей холостяцкой берлогой.
Первым делом надо было взяться за уборку. Мы наняли целую армию помощников и быстро, но тщательно прошлись по обоим этажам. Подвал мы оставили нетронутым. А на следующий день бросили в бой маляров и обойщиков. Об этом стоит рассказать подробнее.
— Мистер Фентон! — окликнул меня главный маляр, орудовавший в гостиной. — Не могли бы вы подойти и посмотреть, что с этим делать?
Я прошел в комнату. Он указывал на дверь, ведущую в столовую. Внимание мастера привлекло пятно почти что прямо посередине — пятно размером примерно в пять дюймов шириной, а в высоту занимавшее всю деревянную панель. По форме оно отдаленно напоминало восьмиугольник.
— Я всё перепробовал, — сказал Джонсон (так звали маляра), — чтобы покрыть это пятно лаком, вот уже минут пять бьюсь. Но будь я проклят, если мне это по плечу!
Он показал, о чем идет речь. Со всех остальных сторон дверь блестела от свеженанесенного покрытия, но восьмиугольный участок оставался тусклым, как будто жидкость вообще его не касалась. Джонсон окунул щетку в банку и свободно мазнул лаком по этому месту. Вещество мгновенно исчезло.
— Чертова губчатая деревяшка! — выругался маляр, глядя на меня с сомнением. — Или… думаете, всё дело в пористости, мистер Фентон?
Вместо ответа я взял кисть и в свою очередь попробовал закрасить пятно. Это было всё равно что капать чернила на промокашку. Дерево впитало лакировку, как песок в пустыне впитал бы воду.
— В этой доске уже кварта лака наберется, — заметил Джонсон, когда я застыл в задумчивости. — Может, снимем ее и взвесим?
На то, чтобы отодрать дверь от стены, ушло меньше минуты. Прежде всего я внимательно проверил сделанный из дерева же косяк за ней, ожидая увидеть там следы лака — быть может, он просочился. Но ни намека на это видно не было. Потом я осмотрел обратную сторону двери, именно то место, что соответствовало странному пятну. Я думал обнаружить заметно расширившиеся поры в структуре сосновой доски. Однако обе стороны выглядели схоже: поверхность везде была совершенно однородной.
Повернув ее пятном к себе, я опять постарался замазать его, но исход оставался неизменным. В конце концов я взял банку и без колебаний вылил полторы кварты жидкости на этот небольшой парадоксальный участок.
— Ну, чтоб меня! — весьма громко заявил Джонсон.
Но, когда я поднял взгляд, то увидел, что лицо его побелело, а губы трясутся.
Его нервы были натянуты до предела. Чтобы дать его рассудку передышку, я отправил его за топориком. Когда он вернулся, лицо его уже было нормального цвета. Я попросил его держать сосновую доску прямо, а сам одним ударом всадил орудие в ее торец.
Она раскололась до середины. Одного резкого удара хватило, чтобы панель распалась на две половины.
— Ну? — безучастно спросил Джонсон.
— Совершенно обыкновенное дерево!
Я вынужден был признать, что выделить вещество, составлявшее загадочное пятно, из окружавшего его материала было невозможно.
Я отправил Джонсона за второй банкой лакировки. Кроме того, я попросил принести и другие жидкости, в том числе воду, молоко, чернила и машинное масло. И, когда маляр вернулся, мы провели воистину небывалые по своей дотошности испытания.
На тот момент мне уже было ясно, что мы имеем дело с проявлением феномена «Слепого пятна». Мы вылили в общей сложности девять пинт жидкостей на участок площадью в около двадцать квадратных дюймов — только на края панели, так как трещина ничего не впитывала. И, по всей видимости, мы могли бы продолжать так бесконечно.
Десятью минутами позже я спустился в подвал, чтобы избавиться от кое-какого мусора (Шарлота не знала об этом изъяне в нашем домашнем хозяйстве). Снаружи светило яркое солнце, и, благодаря подвальным окнам, в искусственном освещении я не нуждался. А когда мой взгляд упал на пол прямо под гостиной, я увидел нечто такое, чего наверняка не мог заметить раньше.
По сути, подвал дома 288 по Чаттертон-Плэйс никогда не мог похвастать чем-либо интересным. Если не считать разделения, впервые за последние годы открытого Гарри Венделом и детективом Джеромом… если не считать этой потайной двери, здесь совершенно не на что было обратить внимание. Точнее, было еще определенное количество изрытой земли — плоды отчаянных усилий Джерома выяснить, есть ли какая-то связь между «Слепым пятном», которое ему довелось наблюдать, и подвалом. Но работа лопатой не принесла ему ничего, кроме аппетита.
Однако здесь всё равно было слишком темно, чтобы я сразу мог понять, что именно обнаружил. Я постоял пару секунд, пока глаза привыкали к сумраку. Помимо того, что моя находка странно блестит, словно кусок стекла, и имеет почти что круглую форму, я больше ничего не мог о ней сказать.
Потом я наклонился и осмотрел ее поближе. В ту же секунду я почувствовал запах, которого раньше почему-то не замечал. Ничего удивительного: он был настолько смутным и неописуемым, насколько это возможно. Казалось, кто-то смешал несколько разных ароматов, вообще между собой не сочетаемых.
В следующее мгновение меня озарило мыслью, что главная нотка мне вполне знакома. На самом деле я вдыхал ее всё утро напролет.
Но это не избавило меня от весьма странного чувства, когда я все же уяснил, что передо мной. По моим плечам пробежал холодок любопытства. Я едва дышал.
