Но культ Акки был основан на невежестве и страхе. Страх, казалось плотной пеленой висел в воздухе храма. Я хорошо представлял себе перепуганные синие лица, с трепетом взирающие на появляющуюся из-за золотого экрана богиню, словно сошедшую к ним из космических просторов.
Закрыв за собой дверь, я осторожно пересек храм. У дверей спал мертвым сном синелицый человек в каком-то немыслимом одеянии. Наверняка он точно так же спал и во время «божественного» появления пергамента на алтаре. Сжимая в руке кинжал Готраха, я перешагнул через спящего и, выйдя из здания, вдохнул холодный ночной воздух, пахнущий близкой рекой.
Вокруг царила полная темнота. Луны не было. Лишь мириады звезд мерцали на небе. Кругом не было слышно ни звука. Измучившись за день, Акки крепко спали.
Бесшумно, словно привидение, я скользил по пустым улицам, прижимаясь к каменным стенам и заборам. Я не встретил ни единой живой души, пока не подошел к воротам, за которыми виднелся поднятый разводной мост. У ворот преспокойно похрапывал, опершись на копье, стражник, даже не подумавший проснуться при моем приближении. Ничего не стоило перерезать ему горло, но я не видел смысла в бесполезном убийстве. Он не слышал меня, хотя я и перелез через стену в каких-то сорока футах от него.
Войдя в реку, я быстро переплыл ее и вылез на противоположном берегу. Лишь там я ненадолго задержался, чтобы попить речной воды. Затем я отправился в путь по пустыне, двигаясь странной походкой — полурысью-полубегом, — которой апачи в свое время загоняли мустангов измором.
Незадолго до рассвета я добрался до берегов Пурпурной Реки, постаравшись забрать в сторону от сторожевой башни, вырисовывающейся на фоне звездного неба. Склонившись над краем обрыва, я понял, что бессмысленно даже пытаться пересечь этот ревущий поток вплавь. Для лучшего пловца, будь то Земли или Альмарика, это было бы самоубийством. Оставалось попробовать переправиться в районе порогов, избежав при этом зорких глаз охраны, что, впрочем, тоже почти равнялось самоубийству. Но выбора у меня не было.
Небо на востоке чуть посветлело, когда я подобрался к порогам примерно на тысячу ярдов. Вдруг, взглянув на башню, я увидел сорвавшуюся со смотровой площадки и несущуюся ко мне крылатую тень. Меня обнаружили! Мне пришел в голову отчаянный план. Я, словно в панике, беспорядочно забегал по берегу, а затем затих, притаившись за камнем. Я услышал, как надо мной прошелестели крылья, а затем Яга опустился на землю неподалеку от меня. Я знал, что это был всего лишь часовой, несущий службу один, и надеялся, что он не стал будить спящих товарищей, чтобы те подменили его на башне, пока он разберется с одиноким любителем ночных прогулок.
Я, скрючившись, лежал за камнем, делая вид, что смертельно напуган. Подойдя ко мне, сжимая в руке свой кинжал, Яга пнул меня ногой, чтобы заставить разогнуться. Я не заставил себя долго упрашивать и, вскочив на ноги, одним ударом выбил кинжал из его руки, а другим — отправил его в нокаут. К тому времени, как Яга очухался, я уже крепко связал ему руки его же ремнем. Встряхнув Яга, я заставил его встать на ноги, а сам влез ему на спину и обхватил ногами туловище. Левой рукой я крепко держал его за горло, а правой приставил к его груди кинжал Готраха.
Я негромко и коротко объяснил ему, что он должен был сделать, чтобы остаться в живых. Не в правилах Яга было жертвовать собой, даже когда речь шла о безопасности его народа. Через мгновение мы уже неслись по розовеющему небу прочь от Пурпурной Реки, прочь от Страны Ягг.
Я безжалостно погонял этого крылатого дьявола. Лишь перед закатом я позволил ему приземлиться. Связав ему ноги и крылья, чтобы он не смог сбежать, я отправился на поиски фруктов и орехов. Вернувшись, я покормил Яга тем же, что ел сам. Мне были нужны его силы для дальнейшего перелета. Ночью хищники рычали и выли поблизости от нас, приводя Яга в ужас. Чтобы не привлекать излишнего внимания возможных преследователей, я не стал разводить костер, предпочитая рискнуть и провести ночь без этой защиты от диких зверей. К счастью, никто не напал на нас в ту ночь. Лес на берегу Пурпурной Реки остался далеко позади, и теперь мы летели над степью; я избрал кратчайший прямой путь к Котху, руководствуясь еще не подводившим меня компасом — инстинктом.
* * *
На четвертый день пути я заметил внизу темную массу, в которой я вскоре узнал большую группу движущихся людей — видимо, армию на марше. Я приказал Яга подлететь к ним поближе. Зная, что мы уже приближаемся к обширным территориям, контролируемым племенем Котхов, я предположил, что это могут быть мои товарищи.
Мой интерес и увлеченность едва не стоили мне жизни. Дело в том, что в течение дня я оставлял ноги Яга развязанными, так как он клялся, что иначе не сможет лететь. Но, тем не менее, руки у него были связаны. Попыток вырваться он не предпринимал, и я даже оставлял кинжал в ножнах, рассчитывая, что смогу управиться с ним без оружия. Надо же было случиться, что именно в тот день моемо пленнику удалось развязать ремень на запястьях. И стоило мне, увлекшись разглядыванием толпы внизу, ослабить хватку, как он тотчас же попытался избавиться от ненавистного седока. Прежде всего он резко дернулся в сторону всем телом, так, что я чуть не упал и еле удержался у него на загривке. В тот же миг его длинная рука скользнула мне за пояс — и вот уже в ней сверкнул мой кинжал.
Затем последовала одна из самых отчаянных схваток в моей жизни. Съехав со спины Яга, я повис в воздухе, вцепившись одной рукой ему в волосы и обвив ногой его ногу. Второй рукой я удерживал руку Яга с занесенным надо мной кинжалом. Так мы и боролись на высоте тысячи футов — он, чтобы сбросить, наконец, меня или вонзить кинжал мне в сердце; а я прикладывал все силы, чтобы не отцепиться и удержать нацеленный на меня кинжал.
На земле мой большой вес и сила быстро сломили бы противника, но в воздухе он имел преимущество. Свободной рукой он бил меня по лицу и царапал шею, а его колено то и дело вонзалось мне в пах. Я терпел, видя, что эта борьба заставляет его опускаться все ниже и ниже к земле.
Поняв это, Яга сделал последнее отчаянное усилие. Перехватив кинжал свободной рукой, он нацелил его мне в горло. В тот же миг я резко потянул на себя его голову. Яга сильно дернулся, и удар кинжала пришелся не мне в шею, а ему в бок. Завопив от боли, он почти перестал махать крыльями, и мы почти отвесно полетели на землю, о которую ударились с изрядной силой.
Я тяжело поднялся. Яга не подавал признаков жизни. Я падении я постарался перетянуть его под себя, и вот теперь его тело, смягчив мне встречу с землей, лежало неподвижно, полное переломанных костей.
