– Что ты делаешь? – Мэри перестала успокаивать Уэнди и уставилась на меня. – Ведь он мой. Ты же сам мне его подарил.
– А теперь забираю обратно, – сказал я.
И пошел прочь, не дожидаясь ее реакции. Девочка уже стояла возле Санди и рассматривала цепи – сам же Санди, когда я их на него надевал, даже глазом не моргнул. Он беззаботно нежился на солнышке. Я подошел к девочке и сунул ей в руки ружье и патроны.
– Стрелять со временем научишься, – сказал я. – Держи патроны сухими и трать только тогда, когда действительно не остается другого выхода. Независимо ни от чего, перед тем как заряжать ружье, всегда сначала убедись, что патроны не грязные. И вообще следи, чтобы грязь не попала в ствол. Если ствол все же запачкается, возьми из рюкзака кусок веревки и привяжи к его концу тряпичку. Пропусти веревку сквозь ствол и несколько раз протяни через него тряпку – до тех пор пока внутри он не станет блестящим, если поднять ружье вверх и посмотреть сквозь дуло на свет. Впрочем, ты сама видела, как я это делаю. Все поняла?
Она без единого слова взяла у меня коробку и ружье.
– Санди я оставляю с тобой, – сказал я. – Не отвязывай его до тех пор, пока не пройдет по меньшей мере день и ночь. Раз меня рядом не будет, думаю, он будет держаться с тобой и послужит тебе защитой еще лучшей, чем ружье. Помни: через несколько месяцев наступит зима. Постарайся найти место, где ты сможешь обосноваться и находиться в безопасности до наступления тепла.
Она взглянула на меня.
– Ну что ж, – сказал я. – Счастливо тебе.
Она не шевельнулась и ничего не сказала. Я повернулся и пошел обратно к Мэри.
Мэри уже усадила Уэнди на плот и разделась, оставшись в желтом закрытом купальнике. Она отлично в нем выглядела, впрочем, как я и ожидал после проведенной с ней ночи. Сам я о таких тонкостях не подумал. Теперь же, отдавая дань ее купальному костюму, я оставил на себе шорты – глупейший пережиток мужской застенчивости, чего раньше совершенно не планировал. Но у меня в рюкзаке было сменное нижнее белье, а мокрые шорты я мог повесить на рюкзак сушиться на ходу, после того как мы переправимся на ту сторону.
Я снова оглянулся на девочку и Санди и помахал им. Само собой, никто из них не откликнулся. Мы с Мэри, держась за край плота, вошли в холодную речную воду. Собаки последовали за нами, и мы поплыли вперед.
Как я уже сказал, вода была очень холодной, несмотря на то, что стояла середина лета. За то время, что мы преодолевали реку, течением нас снесло гораздо дальше, чем я даже ожидал. И довольно скоро, хотя я и считал себя довольно сильным пловцом, я почувствовал, что рад плоту, за который можно держаться, и посочувствовал собакам, которым держаться было не за что. Наконец одной из них пришла в голову мысль попытаться взобраться на плот, но, услышав резкую команду Мэри, ослушница тут же отказалась от крамольного намерения. Короче говоря, в общей сложности мы провели в воде более получаса, пока в конце концов не выбрались на небольшой песчаный пляжик, за которым начиналась обширная, размером с два приусадебных участка песчаная, поросшая травой проплешина, тянущаяся до опушки довольно густого леса.
Я вылез из воды, подтянул плот поближе к берегу и перенес Уэнди на песок. После этого я начал сгружать наши пожитки, и тут тревожный возглас Мэри заставил меня выпрямиться и обернуться.
Из-за деревьев появились и теперь стояли примерно на полпути между рекой и лесом пятеро мужчин. Они были примерно в двадцати ярдах от нас и рассредоточились полукругом, прижимая нас к кромке воды. Все они были хорошо одеты – то есть примерно как для охоты. Все были обуты в добротные ботинки на толстой подошве, высокие голенища которых исчезали под плотными штанами. На всех были либо кожаные, либо из плотной ткани куртки, из-под которых выглядывали воротнички теплых рубашек, а на головах всех, кроме одного, красовались шапки. Каждый был перепоясан ремнем, на котором болтался револьвер, а в руках у всех были ружья.
Единственный из них, не имевший головного убора, стоял чуть впереди остальных и, похоже, был их предводителем, хотя по виду и был моложе остальных и, кажется, даже на дюжину лет моложе меня. Но ростом он был примерно с меня и в своей куртке казался очень широкоплечим. У него было костистое лицо, гладко выбритое, как и мое, физиономии же всех остальных были украшены разного достоинства бородами. Когда я потянулся к лежащему на плоту ружью, он улыбнулся.
– Оставьте его, – сказал он. Я убрал руку.
– Охранять! – рявкнула Мэри. – Чужой!
Собаки быстро рассыпались веером вокруг нас. Каждая впилась взглядом в одного или нескольких противников, а это в большинстве случаев означало, что на каждого придется по паре псов, и каждый из этих застывших как статуи представителей семейства волчьих замер в своей собственной позе готовности, подобно тому, как хорошо обученная охотничья собака нацеливается на дичь. Мужчины вскинули ружья.
– Спокойно! – сказал молодой. – Придержите своих собачек, если не хотите, чтобы их перестреляли!
Мэри ничего не ответила, но собаки по-прежнему стояли неподвижно. Молодой поставил ружье прикладом на землю и оперся на него в довольно дружелюбной манере – хотя я заметил, что остальные продолжали держать ружья наизготовку. Он снова улыбнулся нам.
– Итак, – заговорил он. – Как там на противоположном берегу?
– Ничего особенного, – ответил я.
Стоя в воде едва ли не по пояс, я до смерти замерз, но мне не хотелось удаляться от лежащего на плоту на расстоянии вытянутой руки ружья:
– А как на этом?
– Да тоже так себе, – отозвался молодой. – Парочка пустых городишек...
Он отвечал мне, но при этом буквально пожирал глазами Мэри. Да и все остальные глазели на нее. А все этот ее желтый купальник. Я вполне отдавал себе отчет, что она надела его, зная, какое впечатление он произведет на меня. Но теперь то же самое впечатление он производил и на этих мужиков, только для них, подумал я, это было немного чересчур. Тем не менее, вместо того чтобы сделать что-нибудь разумное – например, взять с плота куртку или одеяло и накинуть на себя – и несмотря на то, что она, как и я, была мокра и замерзла, Мэри продолжала стоять на месте, невольно приковывая к себе их взгляды. Мало того, она еще и заговорила с ними, привлекая к себе еще больше внимания.
– Вы что себе позволяете? – воскликнула она, притягивая к себе Уэнди. – Моя малышка и так до смерти перепугана переправой, а тут еще и вы появляетесь из леса со своими ружьями...
С этими словами она принялась растирать девочку полотенцем, которое было повязано у Уэнди на шее в качестве воротника, не дающего брызгам попасть под одеяло, в которое ее закутали перед посадкой на плот. Может, то, что она делала, и было поступком чисто материнским, но подействовало на незнакомцев так, как если бы Мэри начала исполнять перед ними танец живота. Двое из них уже начали слегка улыбаться.
