- Карикатурой на дильнейца назвал только что выступавший здесь телепат Монес информационные копии, созданные в лабораториях Эрона-младшего. Монесу кажется при этом, что он был остроумен и предельно логичен. Но если рассуждать так же "логично", как Монес, придется признать карикатурой и слово, и рисунок, и всякое изображение и отражение того неповторимого, что мы называем личностью. Ведь любой самый гениальный портрет изображает не всего дильнейца в целом, а только его часть. Действительность всегда бесконечно богаче ее отражения. Какую задачу ставил себе Эрон-младший, создавая так называемые информационные копии? Ответить на этот вопрос отнюдь нелегко. Начало ответа нужно искать в развитии мышления, речи, искусства, науки. Уже произнеся первое слово, назвав вещь или выразив чувство, первобытный дильнеец (еще полузверь) отделился от себя, и если вас не пугает это слово (телепата Монеса оно пугает), - создал свою модель, свою копию, копию своих мыслей и чувств. Это умение воспроизводить свою духовную и эмоциональную сущность совершенствовалось с каждым столетием. И вот наступила эпоха таких наук, как бионика, кибернетика и созидательная психология. Монес жалуется на то, что копии несовершенны, что они беднее оригинала. Но ведь это только начало. Если Монес согласится обождать пять-шесть лет, то он увидит свою собственную копию, и притом гораздо более совершенную, чем он сам, освобожденную от ограниченности, нетерпимости к чужому мнению, страсти все искажать...
- Я воспротивлюсь копированию. Воспротивлюсь! крикнул с места Монес.-Моя личность вряд ли нуждается в слишком большом тираже!
В зале раздался смех.
- Монес слишком скромен, - продолжал Арид.-Он утверждает, что копирование уничтожит личность с ее неповторимостью. Но разве об абсолютной копии идет речь? Речь идет о портретировании, о воспроизведении духовной и эмоциальной сущности. Я хочу назвать имя дильнейца, который подвергся, или, точнее, подверг сам себя копированию. Имя этого дильнейца Арид. Это я сам сделал свои копии. Что же тут предосудительного? Писали же художники свои автопортреты. Помню, какое сильное и странное чувство охватило меня, когда я услышал свой собственный голос. Я это говорил или не я? И я и не я. Было такое чувство, что, вопреки логике, я встретился сам с собой. Но только несколько часов спустя я понял явление, с которым столкнулся. В сущности, я видел свое отражение, свои достоинства и свои недостатки. Я видел себя со стороны. И первое, что мне захотелось сделать, освободиться от своих недостатков. Это, так сказать, чисто моральная сторона проблемы. Но существовала и другая сторона, интеллектуальная. Создался парадокс. Личность встретилась сама с собой. Но, разумеется, не только для этой встречи был предпринят сложный, требующий большого труда эксперимент. Он был создан для проверки возможностей современной технической мысли. Невозможное стало возможным. Я могу послать себя, свой ум, свои чувства, свой характер в любую точку Вселенной, куда меня могут доставить современные средства передвижения и одновременно пребывать еще во множестве мест и у себя дома.
- Не тешьте себя и других иллюзиями. На самом деле это невозможно! прервал Арида голос телепата Монеса. - А даже если это и стало возможным, разве это правильно? Нужно не посылать в неизвестное свои копии, а лучше лететь самому, как это сделал смелый Ларвеф!
- У вас есть какие-нибудь причуды? - неожиданно спросил своего противника Арид.-Причуды? Странности? Привычки?
- Я не признаю никаких причуд!
- А Ларвеф признавал. Одна из его странностей, его причуд - это желание быть там, где быть почти невозможно. Потом это стало его привычкой, так же как для вас, Монес, бояться всяких причуд. Ларвеф, конечно, не стал бы посылать в бесконечность свою копию, а послал самого себя. Но это каждый раз приводило к тому, что он попадал в чужую эпоху и не мог попасть в свою. Слишком долго длилось его путешествие, чтобы он мог встретиться с знакомыми и друзьями. Я, по-видимому, очень привязан к своим знакомым, в том числе и к вам, Монес, и поэтому предпочел бы послать в бесконечность не самого себя, а свою копию.
- Это трусость!
- Нет, это особенность характера. Не все рождаются Ларвефами.
- Вы правы, - крикнул с места Монес, - с Ларвефа невозможно создать копию.
Реплика была удачной. И зал, а также далеко за пределами зала ее оценили. Оценил ее и Арид.
Воспользовавшись своей удачей, Монес начал возражать Ариду, поспешив к трибуне, с которой еще не успел сойти его противник.
- Я, - начал он, сделав эффектный жест, - я хотел бы спросить уважаемого логика Арида, что несет с собой обновление "памяти" наших клеток? Впрочем, я угадываю ответ. Молодость - скажет нам остроумный логик. Но не станем ли мы своими собственными копиями? Ведь мы будем вынуждены расстаться с собой. Нет, я возражаю.
- Ну и оставайтесь самим собой. Вас же никто не принуждает! - сказал Арид под общий смех присутствующих.
ЗАГОВОР ВЕЩЕЙ
Казалось, Ларвефу теперь некуда было спешить. Некуда и незачем. Он вынужден был ждать, как годами ждали Веяд, Туаф и крошечное существо, называвшее себя Эроей. И все же Ларвеф спешил закончить свое повествование и скорее взяться за дело.
За какое дело? Он об этом пока еще никому не говорил, даже крошечному существу, в разговоре с которым он был всегда очень нежен и предупредителен. Но он явно к чемуто готовился. Изучал карту этого участка Галактики, что-то отмечал на ней. По-видимому, для того он и делал длинные паузы, нередко на самом интересном месте, прерывая свое повествование, к явной досаде двух слушателей и одной слушательницы.
- Извините, - говорил он, - я вынужден здесь поставить точку. Впрочем, не точку, а многоточие. Завтра продолжу, если у вас будет желание меня слушать.
О чем рассказывал он? Нет, теперь уже не о Земле.
Ведь, кроме Земли, он посетил немало других планет. Разговаривал ли он с другими мудрецами, кроме того, которого оставил в далеком Кенигсберге? Нет, на большинстве других планет он-увы! - не встретился с живым разумом, с разумной жизнью, своим удивительным существованием как бы иллюстрирующей старую и мудрую мысль, что природа (эволюция), стремясь увидеть и понять самое себя, создает разум, облачив его в подходящую форму. Люди Земли своим внешним видом не многим отличались от жителей Дильнеи, подтверждая этим единство законов природы, которую вряд ли стоит обвинять в недостатке воображения.
Но как быть с законом больших чисел, с теорией вероятностей? Уж не старается ли природа, поскольку ей это удается, обойти эти законы?
Поддержанный Туафом и Эроей, Веяд вынужден был задать этот вопрос.
