— Аббат Демеро, — позвал он, решив проверить и слух, от ушей, наконец, отлегло.
— Да?
— Я не вижу поселения. Никаких следов.
— Их и не видно — здесь, на поверхности. Любые следы ветер заметает быстро. И не только следы. Поставь хижину, и в бурю наметет столько песка, что и не выберешься.
— Как же они живут?
— Не как, а где, мой мальчик. Они живут внизу, — Аббат показал рукою себе под ноги. — Мы должны быть рядом у входа. А, вот и он!
Сам бы Иеро никогда не догадался, что это — вход. Просто куча песка, и только. Небольшая куча, ему по пояс. Но над нею торчала железная палка.
— Похоже, нас не ждут, — сказал Аббат. — Придется поработать руками.
«Поработать» значило отбросить несколько сот фунтов песка от, небольшой дверцы, что вела внутрь.
— Специальный люк, — отдуваясь, сказал Аббат. — Устройство его таково, что засыпать песком его не может даже в самую сильную бурю, а бури в Мире Красного Песка бывают — только держись. Самоочищающийся профиль.
Видно, триста фунтов — или четыреста — были не в счет.
Аббат словно прочитал мысли Иеро.
— Немножко песка — это специально. Иначе песчаные зайцы выдадут местоположение. Они, зайцы, тепло чуют.
Первый вопрос у Иеро был — что за зайцы. Второй — кому выдадут. Второй был много важнее первого, и потому Иеро его и задал.
— Никому. Во всяком случае, живых разумных мы здесь не видели. Но мало ли что может случиться. Вчера не видели, а сегодня — как знать…
— Есть! — Иеро первый докопался до двери — выгнутой бочкообразно, будто надкрылье жука. Бронза? На глаз похожа, а на ощупь больше напоминает дерево. Открывалась она наружу. Как же они выходят-то, песок же мешает? Верно, существует какое-нибудь приспособление.
— Отлично, мой мальчик. Тяни.
Иеро и потянул за ручку.
Против ожиданий, дверь распахнулась легко, хотя толщиною оказалась в ладонь. А ладонь у Иеро широкая.
Он заглянул внутрь. Вертикально вниз уходила лестница.
— Спускаемся — Аббат с трудом пролез в отверстие. Да, большой ворог сюда и вовсе не проникнет, не поместится. А непрошеного гостя поменьше можно из арбалета расстрелять сорок раз. Осадно живут. Строжко — при том, что живых разумных здесь нет. Спускаясь следом, Иеро закрыл за собою дверь, но темноты не было — все вокруг светилось бледным зеленоватым светом. Все — это лестница и круглые гладкие сплошные стены, то ли бронза, то ли дерево. Уж не смертельное ли свечение? Говорят, голубые пустыни до сих пор в таком холодном огне. Холодном, но голубом, а тут все-таки зеленый. Если Аббат не боится, то и ему бояться нечего, успокоил себя Иеро.
Спуск оказался недолгим. Узкий лаз расширился до размеров вполне приемлемых, бутылочное горлышко вело не в бутылку — в бочку.
Иеро стряхнул с себя песок. Тот упал на пол и заструился к стене, к маленькой дырочке в ней, в которой и исчез. Интересно придумано. Такую дырочку неплохо в любом доме иметь, пыль собирать. И метлы не нужно.
Аббат тоже привел себя в порядок, поправил меч, постучал сапогом о сапог, чтобы не нести песок вовнутрь.
Вторая дверь была побольше — можно было пройти, не сгибая шеи. Но сначала ее требовалось открыть — покрутить тяжелую круглую ручку. Три оборота. Раздался щелчок, и дверь открылась. Была она толще наружной вдвое, но все равно шла легко и бесшумно, будто кто-то невидимый помогал.
За дверью оказался длинный коридор, просторный и светлый, но светила уже линия, что шла по сводчатому потолку.
Аббат прошел мимо одной двери, мимо другой. Остановился перед третей. В ней вообще не было никакой ручки, и Аббат ее просто толкнул.
За дверью оказался зал, большой, просторный и полный людей. Все они лежали на полу — навзничь, со скрещенными на груди руками. Лежали очень аккуратно, ровными рядами по пятнадцать человек, образуя синий квадрат. Синий — потому что все они были одеты в синие балахоны — мужчины и женщины. Некоторые были изранены, но раны давно зажили, оставив рубцы и увечья.
Иеро вопросительно посмотрел на Аббата — может, так здесь положено? Но Аббат был поражен не меньше Иеро.
— Они живы, — сказал он.
Да, разумеется. Это и по запаху чувствовалось, мертвый человек, даже если он мертв лишь мгновение, пахнет иначе.
Аббат подошел к лежащему с краю, взял за руку. Иеро встал рядом. Кожа бледновата, а так — спящий человек. И следующий — спящий. И еще дальше.
— Сердце бьется, но медленно. На моих двадцать ударов — один.
Иеро тоже нащупал пульс. Рука была прохладной. Не холодной, нет, но и не теплой. Пришлось подождать, прежде чем волна пробежала по сосуду. А дыхание? Иеро поднес к губам лежащего меч. Держал долго, пока на его блестящей поверхности не появилось едва заметное пятнышко влаги.
— Это не сон, спячка, — медленно сказал Аббат. — Медведи так спят иногда, суслики, хомяки. Похоже, они к этому специально приготовились. Собрались — и уснули. Никаких следов паники.
— Мы можем их разбудить?
— Сначала я попробую наладить ментальный контакт, — Аббат прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Иеро осматривал зал. Кроме людей, здесь не было ничего — ни мебели, ни циновок, ни окон. Голые стены, две двери — в одну они вошли, другая была в противоположной стене. На потолке светящиеся полосы и вдоль, и поперек, образовывали крупноячеистую сеть. Света достаточно, чтобы читать и выполнять тонкую работу, такой бы неплохо и у себя завести. Обшивка — дерево, опять же, любопытно. И вообще, как они смогли отрыть такое большой подземный зал?
— Странно, но я не чувствую никаких следов ментальной деятельности, — Аббат Демеро теперь был по-настоящему встревожен.
— Статис-поле? — предположил Иеро.
— Нет. Я ощущаю токи сердца и мозга, но они не несут мысли.
— Разве подобное бывает? — Иеро знал, что даже рыбы и гады мыслят — бедно, примитивно, но мыслят. А уж птицы и звери…
— Очень редко. Если ударит ментальный гром… или василиск заворожит… Тогда сознание окукливается, разрывает связь с Явью… да и с Навью тоже.
— Ментальный гром? Здесь?
— Иной причины я не вижу. Василисков в Мире Красного Песка пока не видели. Да он не для того чарует жертву, василиск, чтобы оставить ее лежать нетронутой, — разговаривая, Аббат переходил от лежавшего к лежавшему, осматривая тело, вновь и вновь пытаясь разглядеть ментальный образ. Но каждая попытка оказывалась безуспешной. — Нет, здесь мы ничего не узнаем. Нужно посмотреть летопись, которую вел пер Шейкли, — Аббат показал на лежавшего у его ног однорукого человека. Вероятно, это и был местный священник, пер Шейкли, седовласый, со спокойным, безмятежным лицом. У всех на лице читались спокойствие и безмятежность, будто смотрели они один и тот же приятный сон.
