И тут он, глядя на невозмутимого Вудли, в ужасе понял: Все это время они собственными руками провоцировали войну. Каждый раз, посылая туда людей и устраняя конфликт – убивая, взрывая, уничтожая – делали это теми же методами. Нельзя на крови построить Храм. Нельзя войной уничтожить войну. В этот миг для него все стало настолько очевидным, что он оторопел. И сколько еще раз они будут появляться со своим оружием там наверху, столько раз мир перевернется и будет разорван в клочья! Та роковая дата притягивала их, как в воронку, приглашая войти, что-то придумать, изменить, разорвать порочный круг, но появлялся Вудли…
Тогда, что же делать? – в ужасе замер он. – Не делать совсем ничего? Неужели мы проиграли эту войну? – обреченно подумал он.
23
Прошло три месяца. Теперь Леонид был абсолютно свободен на пути к своей основной цели. Установка работала. Его помощь больше была не нужна – Вилли сам прекрасно справлялся с гигантским огненным монстром. Там постоянно шли испытания, вернее, ее использование. Казалось, политики, наконец, добрались до желаемой игрушки, пытаясь перестроить сквозь время целый мир. А тот мир с их политикой его совершенно не интересовали. Конечно, иногда он вспоминал Москву, белый пушистый снег, зиму. А она как раз сейчас была где-то там, заметая снегом московские улицы всего в 65 миллионах лет отсюда. Люди ходили в шубах, шапках, дети катались на санках и коньках, будки с мороженым простаивали в ожидании покупателей, но никто не обращал на них внимания, все скользили по этому снегу и льду, по своим зимним делам. А тут каждый день только горячее солнце и теплый океан. И еще работа. Работа, которая, наконец, давала ему возможность построить фотонный двигатель и перевернуть этот мир и холодныйю. зимний мир тоже где-то там «наверху»… А еще Валери…
Та зима иногда не давала ему покоя, работа не оставляла времени, а Валери не давала заснуть. Иногда, закрывая глаза и собираясь увидеть первые сны, он видел ее. А однажды теплым шумным вечером в толпе гостей острова на набережной, прогуливаясь с писателем, он встретил ее… (С Юрием он общался часто, тот был интересен ему. Прочитал несколько его книг. Удивительное, странное чувство возникало после прочтения. Казалось, что написаны они не о прошлом, не о настоящем, а о будущем, которое так волновало автора, и ничего настоящее этого будущего не существовало.)
И однажды он встретил ее. Вернее их. Валери шла вдоль берега, босыми ногами касаясь вечерних ласковых волн, держа за руку какого-то незнакомца. Так они босиком шли по пляжу, пока не натолкнулись на них. Его словно ударило разрядом тока, подтолкнуло, выбросило на берег, где не так давно утром он любовался девушкой. Но теперь эти двое вежливо поздоровались и пошли каждый своей дорогой… Еще какое-то время писатель и физик брели, забыв о своей беседе. Леонид уже не помнил, о чем они говорили, а Юрий не собирался вспоминать, заметив взгляд своего друга.
– А почему бы тебе не оказаться на месте этого барона? – неожиданно спросил его Юрий.
– Барона? – рассеянно повторил Леонид.
– Какого-то баловня королевских кровей, который имеет неплохой тенор, кучу денег, и не более того…
– Может быть, ей нравится, как он поет? – рассеянно пробурчал физик.
– Не валяй дурака. Мне показалось, что ты не прочь сменить мою компанию, и был бы абсолютно прав. Охота проводить вечер со стариком, когда рядом такая женщина…
– Что ты предлагаешь сделать с этим бароном? Дать ему в морду? – спросил Леонид.
– Хотя бы это. Женщина не терпит безразличия. А после такого поступка на острове, может быть, появится полиция… Шучу! Но, ты просто болван! Если она тебе нравится, почему теряешься? Ты – Леонид Громов, русский ученый, молодой сильный мужик, а там какой-то барон…
– Но война…, моя работа и вообще…, – сказал Леонид.
– Войны были всегда, а любовь никто не отменял. И ничто никогда не мешало быть людям вместе…
– Пожалуй, нужно зайти в этот бар, – и Леонид указал на дверь ближайшего заведения.
– Пожалуй, – согласился писатель, украдкой улыбнувшись, и они скрылись в спасительной гавани для таких же одиноких холостяков…
24
После того, как Леонид получил все необходимое, он просиживал в лаборатории сутками. Наконец он создавал двигатель. Перед ним была масса деталей и элементов будущей модели. На бумаге он уже нарисовал ее, мысленно построил, даже испытал, но теперь на какие-то мелочи уходили дни и недели. Одно дело придумать и замахнуться на что-то новое, глобальное, но совсем другое – воплотить это в куске металла, в небольшом объеме и сделать так, чтобы оно работало на любой машине, станке, лодке или самолете. Как ни казался грандиозным их проект на берегу, результат был бесформенным и не имел очертаний и границ – только огромный океан и пляж, где можно было до бесконечности увеличивать мощность и размеры установки. И совсем другое – из ученого, из физика, лабораторного червя превратиться в виртуозного инженера, когда гениальная идея уже разработана, опробована, оставалось придать ей форму и размер, поместив пылающее огненное сердечко в маленький изящный корпус будущего двигателя. Вот когда начинался высший пилотаж.
Когда-то великий да Винчи, получая заказы, быстро придумывал идею и саму картину, но потом, пользуясь уникальной техникой, писал по тридцать, по сорок слоев, накладывая краски на полотно, прорисовывая каждую деталь и мелочь. На это уходили годы. Заказчики роптали, нетерпеливо ожидая, отказывались платить, но когда, наконец, им показывали работу, прощали все и в восхищении преклоняли головы перед мастером.
Сейчас Леонид сидел за столом лаборатории, а перед ним был небольшой корпус мотора. Он был сделан на заводе по его чертежам там, «наверху», скорее всего, маленькими трудолюбивыми руками китайского инженера, который на расстоянии 65 миллионов лет ломал себе голову, для какого двигателя может быть использован такой корпус? Снова не понимал, но идеально с чертежа воплотил в металле его замысел, и теперь Леониду оставалось только – собрать все, как детский конструктор, и проверить его работу уже здесь, в далеком прошлом. Иногда даже чувствовал, что находится не один, китайский инженер где-то рядом, он смотрит, помогает, дышит с ним одним морским воздухом. И не было так одиноко. Но это чувство пропадало, как только покидал лабораторию, шагая по острову, и вспоминал Валери, в который раз оставаясь наедине с собою.
– Чего я стесняюсь? Нужно разыскать ее и все. А дальше пусть решит сама, кто ей нужен, – однажды принял он такое решение.
На острове был большой яхт-клуб, и каждый желающий имел возможность выбрать себе корабль или лодку, плавать на ней, жить, ездить на далекие дикие острова на сафари, да все, что угодно. «Чертов коммунизм» – как когда-то назвала все это Валери. И однажды Леонид вспомнил ее слова.
