— Вы хотите сказать, взрывается?
— Да. Кислород сорвал бы главный вентиль с баллона и вырвался наружу, превратив сам баллон в чудовищный снаряд.
Доуни глубоко вздохнул и почесал пухлую щеку жестким ногтем:
— А эта дрянь не могла попасть туда случайно?
— Нет, — твердо ответил Брэйд. — Резьбу на кислородном баллоне нельзя смазывать ни в коем случае, и я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь сделал это случайно. В прошлый четверг резервуар был в полном порядке, его испортили преднамеренно.
— Чтобы убить вас, проф? Правильно я понял?
— Очевидно. Другого объяснения не может быть. Этим баллоном пользуюсь только я, и никто другой. Еще минута — и я бы повернул главный вентиль. Фактически я был на волоске от смерти.
Доуни кивнул. Он по-прежнему держался отчужденно.
— Так вы полагаете, что тот же самый малый, который отравил вашего парня, смазал и эту штуку с кислородом?
— Наличие двух убийц в одном здании выходило бы за рамки простого совпадения, не так ли?
— Конечно. И поэтому вы считаете, что убийца не вы, поскольку вы тоже жертва?
— Видите ли…
— Но на самом-то деле вы ведь не стали жертвой, не так ли? Вы целы-целехоньки и в такой же безопасности, как если бы сидели в церкви, потому что вы все же не повернули вентиль. Так ведь? А не вы ли сами намазали этот сироп, профессор?
— Что?! Послушайте!..
— Нет, слушайте вы! Меня тошнит от всего этого, понятно? Я ошибался, когда, несмотря на все улики, считал вас невиновным. А теперь вы сами взвалили вину на себя, потому что не смогли усидеть спокойно.
Заметно оживившись, Доуни продолжал:
— Преступник может смирнехонько сидеть, ничего не делая, и считать, что полиция не найдет улик, достаточных, чтобы засудить его. Так лучше всего поступать, хотя и всего труднее. Вы так вести себя не смогли потому, что у вас чересчур развито воображение: вы из тех, кто выдумывает всякую всячину, а от этого еще больше нервничает… Другой выход уже похуже: поскорее удрать, дать тягу. Для вас он невозможен: у вас семья, положение. Бывает, у преступника остается последний выход — перейти в контратаку. Он может сфабриковать факты, оправдывающие его. Чтобы сделать такую штуку, преступник должен считать себя куда ловчее полиции. Профессору нетрудно именно так и посчитать, ведь ваша профессия требует известной ловкости мышления, не правда ли?
Брэйд решительно прервал его:
— Уверяю вас, ничего подобного в моем случае не было!
— Хорошо, проф, слышу. Но давайте все же проследим дальше. Самый обычный способ подтасовки фактов, с которым мы сталкиваемся, — это когда подозреваемый выставляет себя жертвой. Вот, например, ограбили несколько квартир, и мы считаем, что грабитель — один из малых, живущих по соседству. Глядишь, ограблена квартира самого подозреваемого. Выходит, он тоже жертва и не может быть грабителем, не так ли?
— Значит, я сам испортил баллон?
— Профессор, вы знаете, как я к вам относился. А сейчас думаю, что вы именно так и сделали.
Брэйд взял манометр и спокойно спросил:
— Тогда он вам не нужен как улика?
— Это не улика.
Брэйд кивнул. Он вытер резьбу манометра и баллона мягкой тряпкой, которую окунул сначала в спирт, а потом в эфир. Затем он обдул резьбу сжатым воздухом. «Потом я сделаю это более тщательно», — подумал Брэйд и ввернул манометр в баллон, сердито постукивая гаечным ключом.
Положив ключ, Брэйд повернулся к Доуни, внимательно следившему за ним.
— Я вижу насквозь ваши психологические приемы, мистер Доуни. Вы пытаетесь создать вокруг меня видимость сети логических выводов и полагаете, что я в ней запутаюсь и со страху сделаю признание. А тогда вы будете располагать драгоценными уликами, нужными для присяжных. Этот номер не пройдет!
— Почему же?
— Потому что он может пройти только в одном случае: если подозреваемый виновен. А я невиновен. Более того, я знаю, кто убийца.
Доуни широко улыбнулся:
— Применяете психологию теперь ко мне, профессор?
— Нет, я в этих делах не мастак.
— Ладно. Так кто же убийца?
Брэйд чувствовал, что доведен до отчаяния терпеливой снисходительностью Доуни, с какой обычно разговаривают с маньяками. «Мне тоже нужны доказательства для присяжных, и я добуду их для вас. Только наблюдайте, что я буду делать».
Брэйд быстро взглянул на часы, подошел к телефону и набрал внутренний номер:
— Говорит профессор Брэйд. Вторая лабораторная работа уже почти закончилась, не так ли? Не зайдете ли вы ко мне сейчас? — Он положил трубку. Еще несколько секунд терпения, мистер Доуни.
Роберта тихо постучала в дверь, и Брэйд впустил ее. Она была в сером лабораторном халате, который был ей явно велик. Около верхнего кармана с карандашами халат был выпачкан красным, а еще где-то обесцвечен и прожжен реактивами. Она внесла с собой слабый запах лаборатории органической химии запах, который студенты вначале не любят, а потом перестают замечать. Ее лицо казалось безжизненным, а глаза беспокойно бегали.
«Бедняжка», — невольно подумал Брэйд и сказал:
— Роберта, этот джентльмен — мистер Джек Доуни.
Ее глаза на мгновение остановились на Доуни. Она прошептала:
— Очень приятно.
— Он детектив, который занимается нашим делом, — продолжал Брэйд. Веки у девушки дрогнули.
— Несчастным случаем с Ральфом. Впрочем, мистер Доуни полагает, что смерть произошла не в результате несчастного случая. Я придерживаюсь того же мнения. Это было убийство.
Ее безжизненное лицо сразу изменилось:
— Что вы говорите! — Она перевела взгляд на детектива и пристально посмотрела на него. — Я знала, что он не мог совершить этой глупой ошибки. Кто… кто убил?
— Это мы и пытаемся выяснить. И вот что. Мистер Доуни знает о вашей дружбе с Ральфом и о том, что вы ссорились.
— Ссорились? Когда?
— Роберта, сядьте, пожалуйста, — попросил Брэйд — Есть один вопрос, который я хотел бы выяснить, и полагаю, вы можете помочь.
Роберта поколебалась, затем медленно опустилась на ближайший к двери стул:
— О какой ссоре вы говорите, профессор Брэйд?
— В кафетерии.
Она казалась удивленной так же, как и Доуни, хотя последний в меньшей степени.
— Вы спорили о том, какой сорт мороженого заказать?
Роберта покачала головой.
— Совершенно не помню. Кто вам сказал? — Она смотрела то на одного, то на другого, как загнанный, испуганный зверек.
— Бармен, наблюдая, как вы спорили, определенно расслышал слово «фудж», а потом вы заказали мороженое «фудж».
