Мы толкались и мяли друг друга в течение бесконечно долгого времени. Впрочем, это были всего лишь какие-то секунды, потому что, когда все кончилось, луна еще не взошла.
Я услышал его хрип: "Сдаешься, Элмис? Теперь сдаешься? А позже, когда я загнал его к потревоженному мху на могиле Фермана, он, словно ощутив тень собственной смерти, вдруг подавился словами: "Я стар... Но у меня есть сын..." Он ощутил ненадежность почвы и поднял колено, намереваясь ударить меня, но я уже ожидал этого. Я подсек его опорную ногу, и он повалился наконец на мягкую землю. Его руки превратились в соломинки, и вместе с телом прекратил сопротивление он сам. Только простонал:
— Я один из многих. Мы будем жить всегда.
Я нашел нож и сунул его за пояс.
— Выбор все еще есть. Госпиталь в Старом Городе или вот это.— Я показал ему гранату.— У меня есть еще одна. Или у вас имеется собственная и вы предпочли бы ее?
— Нет, сопливый кузен ангелов... У меня нет ни одной.
— А где же вы использовали свою?
— В Кашмире.— Он бесцельно шарил рукой в траве, в его глазах жило голубое пламя памяти и немного смеха.— Около ста лет назад... Хотите послушать.
— Я должен послушать.
— Да-да, ваш драгоценный долг... Экое тщеславие! Ладно, был там у меня маленький чудак с замашками будды. Почти как Анжело. Некоторое время я учил его, но он бросил меня. Из него мог бы получиться еще один — и неплохой — Будда. Мне пришлось избавиться от него. Он уже начинал проповедовать, понимаете? Мне не хотелось, чтобы его тело превратилось в священную реликвию, поэтому я применил гранату. Таким образом, Элмис, он остался всего лишь смутно вспоминаемым дьяволом в двух или трех неграмотных деревнях. Мир, говорил он. Увеличивать внутренний свет прославлением света других... Отвратительная чушь! Вы узнаете стиль? А он был всего лишь начинающим. Он любил цитировать последние слова Гаутамы[29], а другие дураки принимались слушать. "Кто бы ни был, Ананда, сейчас или после моего ухода, будет для него его собственный огонь, его собственное пристанище, и не будет поисков нового пристанища, с этого времени да будут последователи моей правды и пойдут они правильной стезей..." И так далее, и так далее, с небольшими собственными добавлениями.
— И за это вы нашли необходимым его уничтожить?
— Да, мне предоставилась честь задавить в зародыше по крайней мере одну нудную религию. Я, впрочем, его любил. Он был совсем как Анжело... Кстати, когда я покинул дом, следуя за вами, Анжело как раз отправился в южный конец Калюмет-стрит...
— Что-что?!
— Южный конец. Война, знаете ли.— Он улыбнулся мне, не глядя на гранату.— "Индейцы" сегодня ночью схватятся со "стервятниками". Анжело и Билли... Он совсем мальчик, Билли.
Он отвел в сторону глаза, но я успел заметить в их глубине маленькую толику лукавства, и это стало еще одним доказательством того, что мои подозрения относительно Билли Келла, кажется, недалеки от истины.
— У них был стратегический совет,— продолжал Намир.— Я кое-что подслушал. У Анжело есть здравые мысли. Особенно мне понравилась его идея, касающаяся использования крыш. "Стервятники" займут крыши вдоль Лоуэлл-стрит, по которой "индейцы" пойдут к месту своего сбора на Квайэ-лейн. Думаю, обе армии будут использовать приспособления, которые они называют "шпокалками". Вместо пуль "шпокалки" стреляют двадцатицентовыми гвоздями и представляют собой вариант арбалета. Лучше всего вам было бы видно с угла Лоуэлл-стрит и Квайэ-лейн, если, конечно, все не закончится еще до того, как вы туда доберетесь... Не позволяйте мне задерживать вас! — Он насмехался надо мной, но многое в его словах могло оказаться истиной.— Ах да, выбор!.. Элмис, если бы вы могли посмотреть на себя со стороны! Неужели вы и вправду думаете, что можете уничтожить меня?
— Госпиталь или граната?
Он прекратил смеяться:
— Граната, конечно.
— За всю историю были казнены всего двенадцать сальваян. Они брали гранату несвязанными руками. Мне бы хотелось отдать должное традиции, если бы я мог доверять вам... Вы уважаете ее?
— Конечно. Выдающаяся честь — номер тринадцать.
Он поднял руки над головой и сказал с искренним сожалением, Хотя я и не услышал ни нотки раскаяния:
— Я тоже сальваянин, Элмис. К тому же старый и усталый.
Я установил гранату на его поясе и отошел.
Он научил меня, глупца, тому, чему не могли научить все прожитые триста сорок шесть лет: не стоит ждать правды от презирающего ее. Он сорвал гранату с пояса и бросил в мою сторону. Граната пролетела мимо, ударилась в иву. Кладбище на секунду озарилось пурпурным, как кровь, сиянием. Низ дерева испарился мгновенно, а верхушка с треском и шуршанием обрушилась на меня. Чтобы спастись, мне, дураку, пришлось прыгнуть в сторону, а над могилами прозвучал тонкий смех Намира:
— Это все, что вы переняли у людей!
Известие о войне банд вполне могло оказаться ложью, но я решил не играть с судьбой. Первые метры наших дальнейших дорог совпадали, и потому я преодолел ограду кладбища вслед за Намиром. Он увидел в моей руке свой нож, улыбнулся улыбкой сумасшедшего и свернул в лес. Теперь наши дороги расходились. Впрочем, если меня не погубит моя собственная глупая нерешительность, мы еще встретимся...
Его машина — вернее, машина Фермана — стояла рядом с моей. Я проткнул ей передние шины и отправился назад, в Латимер.
Я припарковал "Энди" сразу за 21. Заглушив мотор, я услышал некий шум, напоминающий отдаленный визг, но больше похожий на свист пара из кипящего чайника. Темный лабиринт городских улиц глушил и рассеивал его. Пока я ехал из Байфилда, луна наконец взошла, но ее помощь в этом лабиринте домов со слепыми лицами была минимальной. Лоуэлл-стрит ответвлялась от Калюмет в двух кварталах за "ПРО У ТЫ". Я плохо знал Квайэ-лейн. Дома же на Лоуэлл-стрит не обособленны, а стоят сплошным рядом, образуя узкую улицу, больше похожую на каньоны Нью-Йорка. Когда я свернул за угол. ожесточенный крик стал ближе и мощнее. Тут же в меня врезался запыхавшийся мужчина.
— Эй, мистер! Не ходите туда! Там банды! — пытаясь сохранить равновесие, он схватился за мою руку.— Вызвал копов, не приехали, проклятые... Как всегда, когда в них нуждаешься... Думал, удастся найти патрульного копа на Калюмет...
— Кто-нибудь ранен?
— Дети с пробитыми головами... И будет еще хуже. Мистер, вы бы лучше...
— Я в порядке. Я живу тут, на этой улице.
— Ладно, но не вмешивайтесь, говорю вам. Маленькие ублюдки швыряют камни с крыш, прямо здесь, на Лоуэлл. Попали в девочку... Она не была с ними, лишь бежала следом...
— Где? Где она?
— А?.. О, ее утащила какая-то женщина, увела в дом...
— Моя дочь...
— Боже мой! Не берите в голову!.. Девочка могла оказаться любым ребенком... Она ранена не сильно, ее даже с ног не сбили, и эта женщина...
