Владимир Михановский - Гостиница «Сигма»

— Но что за сумасбродная фантазия, — сказал шофер. — И зачем ему это понадобилось?

— Вот именно: зачем? — повторил Евгений Андрианович.

Зачем? Этот вопрос он задавал себе десятки раз. Из разговоров с сотрудниками института, из их рассказов перед ним постепенно вырисовывался привлекательный образ молодого ученого, влюбленного в свое дело, требовательного к себе и другим, искреннего и скромного. Правда, выяснилось, что в последние дни Стреттон казался чем-то сильно озабоченным. Он был хмур и часто невпопад отвечал на вопросы. Но это и не мудрено, ведь он отвечал за большой участок работы. А кроме того, этот облик никак не вязался с портретом бойкого и жизнерадостного экскурсанта, который нарисовал Антон Петрович.

Если бы хоть кто-нибудь из сотрудников видел Джорджа Стреттона в Эдинбурге или Клайде в день посещения музея! Но таких людей не нашлось. Итак, зачем же?.. Зачем? Председатель Совета снова — в который раз! — перелистал дневник инженера, перечитал отдельные записи.

«…Мозг обучается успешно. Вчера закончили последнюю главу дифференциальных уравнений. Решает просто здорово! Со следующей недели думаю приступить к теории вероятностей».

«11 марта. Молодчина, Виктор! Мне уже становится трудно с ним тягаться. Главное, он не только отвечает на вопросы, но и сам начинает задавать их. Приладил световые и акустические анализаторы. Эффект потрясающий. Совсем как ребенок. Почему то, почему это? Десять тысяч „почему?“».

«15 апреля. Виктор начинает делать первые шаги. Не хочу ему давать пока особой воли. На три месяца улетаю на Деймос».

Евгений Андрианович перевернул несколько страничек.

«…Виктор увлекается микрофильмами. Он способен ночи напролет смотреть фильмы-отчеты о космических экспедициях. Я говорю: ночи напролет. Но ведь Виктору незнакома усталость и прочие человеческие слабости. Странная вещь (продумать и обсудить с проф. Светловым): ведь Виктор обладает совершенной памятью. Он безукоризненно запоминает все, что когда-либо видел или читал. Для чего же он снова просматривает отдельные микрофильмы? Неужели потому, что это его, говоря человеческим языком, как-то волнует? Не здесь ли начало эмоций?»

В дверь постучали, и в комнату вбежала запыхавшаяся лаборантка.

— Товарищ председатель Координационного совета, — сказала она, — инженер Стреттон нашелся.

— Где же он? — вскочил Евгений Андрианович.

— Отнесли на медпункт. Он без сознания.

Плотный человек в белом халате медленно снял маску.

— Жизни ничто не угрожает, — ответил он на вопрос Евгения Андриановича. — Это обычный хлороформ, правда в увеличенной дозе.

Евгений Андрианович несколько мгновений вглядывался в бледное лицо и плотно сжатые губы Стреттона.

— Где нашли? — медленно спросил он.

— В том же здании, где мы были, в цокольной лаборатории, — ответил осунувшийся шофер. — И при нем вот… — Он протянул Евгению Андриановичу записку.

Тот развернул ее.

«Уважаемый Джордж Стреттон, — стояло в записке. — Вероятно, очнувшись от наркоза и прочтя записку, вы поймете и простите меня. После всех книг и фильмов, после всего, что я увидел и узнал, получив исполнительную систему, я почувствовал, что должен проверить себя. Это то, что на вашем языке зовется испытанием. Мне захотелось узнать, насколько быстро и правильно я смогу принимать решения в незнакомых и опасных условиях, угрожающих самому существованию. И я решил повторить подвиг капитана Рамо, который до сих пор остался непревзойденным. В течение вашего пребывания на Деймосе я занимался своей внешностью. Мне удалось добиться полной имитации вашей внешности. Это было не так трудно. Особенно мне пригодились органические полимеры из лаборатории синтеза. Я верю, что мне удастся с выключенными дюзами обогнуть Юпитер, пройдя близ „Марцеллы“, и тогда я вернусь в Клайд…»

— Он может протаранить «Марцеллу» или врезаться в Юпитер! — воскликнул Евгений Андрианович. — Ведь система управления «Кардана» не отлажена! Немедленно радируйте на «Кардан», пусть возвращается. Попробуем разъяснить…

— Это ничего не даст, — выступил вперед Антон Петвич. — Система радиоприема на «Кардане» испорчена.

— В таком случае один выход. Надо послать ракету-перехватчик.

— Евгений Андрианович, разрешите мне, — сказал директор музея. — Я догоню его и верну обратно. А кроме того, — улыбнулся он, — мы ведь немного знакомы… с инженером Стреттоном!

— Летите, — сказал председатель. — Дороги каждая минута. Если «Кардан» не подчинится, его придется взорвать. Но надеюсь, что до этого дело не дойдет.

— Нет, конечно. Я достаточно знаю Стреттона.

«В самом деле, — невольно подумал Евгений Андрианович, — этот дерзкий робот — разве не вложил в него Джордж Стреттон свои лучшие черты: бесстрашие и любознательность, настойчивость и пытливость… И вот — результат».

— Как чудесно, что творение рук человеческих достигло такой высокой степени совершенства, — будто отвечая мыслям Евгения Андриановича, сказал директор музея. В минуты сильного волнения Антон Петрович иногда выражался высокопарно.

— Он словно школьник, который мечтает о подвиге, — тихо сказала лаборантка.

После перегрузки наступило блаженное состояние невесомости. Антон Петрович включил круговое наблюдение. Земля неподвижно висела голубой каплей среди немигающих звезд. Они холодно горели в черном небе. Справа медленно вырастал колоссальный диск Луны. Вращающиеся локаторы непрерывно прощупывали пространство в поисках «Кардана». По экрану пробегали дрожащие волны.

«Где-то сейчас… гм… самозваный инженер Стреттон, — подумал Антон Петрович. — Небось миновал уже Карантинный спутник». И тут Антону Петровичу пришла мысль, от которой его бросило в жар. «А ведь его действия не столь уж бессмысленны, — подумал он. — Я бы, пожалуй, и сам пошел в небо, чтобы повторить подвиг капитана Рамо».

Городишко Тристаун невелик. Из любого конца его виден противоположный, причем оба конца грязные. Ратуша, массивный банк да еще, пожалуй, тюрьма — вот и все тристаунские достопримечательности. Жизнь в городке шла тихо, сонно. Сонно… Со снов все и началось.

Грузный, опустившийся Чарли и в эту ночь, как всегда, боялся уснуть. Около полуночи он опустил ноги в шлепанцы и поднялся наверх, подышать свежим воздухом.

Самодовольная луна щедро озаряла своим сиянием и плоские крыши коттеджей-близнецов, и шпиль ратуши, торчащий поодаль, и змеевидную речонку, которая сейчас показалась Чарльзу полной таинственности. С речки тянуло сыростью и доносился оглушительный лягушачий концерт.