Нет!
Я подошел к стулу, на котором все еще сидел труп бывшей дежурной медсестры.
Я подкрался к ней сзади, как будто боялся, что она может меня заметить. Чуть присев, я осторожно запустил руку в правый карман ее халатика. Я ощутил ее плоть сквозь ткань халата, холодную, но все еще упругую. Вот тебе на! Похоже, что под халатиком у нее ничего не было, кроме трусиков! Я запустил руку глубже. Что там у нее… Носовой платок, жвачка, карамелька, какие-то бумажки… Я вынул руку из чужого кармана, чуть сместился в сторону и принялся другой рукой обследовать левый карман халата убитой медсестры.
Вот оно!
Пальцы мои алчно сомкнулись на корпусе маленького сотового телефона. Большим пальцем я сдвинул вверх крышку, и – о счастье! – телефон оказался включен!
Мысленно поблагодарив мертвую девушку, которая, сама того не зная, быть может, спасла мне жизнь, я уже собрался набрать номер майора Ворного, как вдруг краем глаза заметил движение в коридоре.
В ту же секунду в руке у меня оказался пистолет.
Надо же, я даже и не подозревал, что у меня такие отличные моторные навыки. И такое сильное стремление убивать. Я ведь знаю, что убивать нехорошо, даже ради того, чтобы спасти собственную жизнь.
— Нет! Нет! Не стреляйте!
Человек в серой больничной пижаме вскинул руки над головой. При этом он сам испуганно скособочился и постарался втянуть голову в плечи, превратившись в шаржированное подобие раздавленного паука. Определенно, этот тип не мог быть хладнокровным убийцей, оставляющим за собой трупы и кровь.
— Сюда! – скомандовал я. – Быстро!
Не опуская рук, человек-паук затрусил в мою сторону.
Боже ж ты мой! Это был не кто иной, как доктор, которого я огрел по голове стерилизатором, а потом раздел, рассчитывая, что таким образом смогу вырваться на волю.
— Руки за голову!.. К стене!
Врач-вредитель послушно выполнил мои приказания. При этом он продолжал слезно причитать:
— Не стреляйте… Не стреляйте… Пожалуйста… У меня дети… Я никогда… Никогда прежде…
— Умолкни и расскажи, что здесь происходит.
— А? – растерянно посмотрел на меня доктор.
Стволом пистолета я указал не медсестру.
Врач хотел было растерянно развести руками, но, опомнившись, снова сцепил пальцы на затылке.
— Я не знаю… Честное слово…
— Ты должен был слышать выстрелы.
— Нет…
— Снизу поднимается отряд спецназа с приказом убивать всех, кто встретится. Они считают, что верхние этажи инфицированы.
— Ну, наверное… В каком-то смысле так оно и есть…
— Давай без «наверное». Ты врач или кто?.. О какой инфекции идет речь?
— По всей видимости, руководство решило свернуть наши исследования. А «инфекция» – это кодовое название операции.
— Руководство – это кто?
— Тот, кто за все платит.
— А поконкретнее?
— Понятия не имею… Вы что, иностранец?
— А что, так заметно?
— Только иностранец станет задавать такие вопрос.
— Когда я поступал к вам в больницу, вы не знали, что я иностранец?
— А кто мне об этом должен был сообщить?
— С каким диагнозом я поступил?
— Травматическое повреждение лобной части левого полушария головного мозга.
— Когда это было?
— Три дня назад.
— И за три дня вам удалось поставить меня на ноги?
— Для вашего лечения мы использовали экспериментальную методику внедрения в организм специальных самовоспроизводящихся нанороботов… Собственно, мы тем здесь и занимаемся, что пытаемся лечить болезни, прежде считавшиеся неизлечимыми, с помощью нанотехнологий. Это не все одобряют. Многие считают, что использование самовоспроизводящихся нанороботов может привести к бесконтрольному нарастанию их массы, что в конечном счете закончится глобальной катастрофой. Видимо, с учетом требований парламентского большинства принято решение временно приостановить исследования в данной области.
— И для того, чтобы прикрыть исследования, в больницу прислали спецназ? А прежде кто-то перестрелял всех пациентов и медперсонал?
— Можно я опущу руки? – попросил врач.
— Нет.
— Все дело в том, Петр Леонидович, что, используя интенсивную нанотерапию, мы смогли быстро восстановить поврежденные участки вашего мозга. Поначалу лечение продвигалось очень хорошо, но затем начались изменения психики. Вы стали раздражительным, недоверчивым, временами агрессивным. И, что самое неприятное, у вас начались галлюцинации, в реальность которых вы сами свято верите.
— Брось, – недоверчиво поморщился я.
— Как знаете, – безразлично дернул кистью руки врач.
Я бы мог объяснить ему, что такое настоящий бред и галлюцинации, а заодно и как с этим бороться. Уж я-то знал это получше любого врача. Но времени не было. В любую минуту на этаже могли появиться спецназовцы. Кто-то уже основательно потрудился, чтобы облегчить им работу. Остались только мы с доктором.
Черт возьми!
Я посмотрел на доктора совершенно иначе, чем прежде.
Если на всем этаже в живых остались только он и я, значит, всех больных и медперсонал перестрелял доктор, стоящий у стены с поднятыми руками. Потому что я-то точно этого не делал. А если так, то оставаться в компании маньяка было смертельно опасно. Но и пристрелить просто так безоружного человека я тоже не мог.
— Как отсюда выбраться?
— По лестнице, – кончиками пальцев поднятой вверх руки врач махнул в сторону двери, что я припер банкеткой.
— Мне нужен другой выход.
— А чем вам этот не нравится?
— Тем, что его перекрыли спецназовцы.
— Петр Леонидович, – едва заметно улыбнулся врач. – Дорогой мой. Ну подумайте сами, какие еще спецназовцы могут быть в больнице? Если проект решили закрыть, то это вовсе не значит, что нас всех здесь перестреляют.
— Я видел их.
— Не сомневаюсь. Но это всего лишь игра вашего больного воображения. Не верите? Тогда давайте пойдем и посмотрим вместе.
— Иди ты к черту, – спокойно ответил я врачу-убийце. – Тебя-то они, может, и не тронут – ты за них тут всю грязную работу сделал. А со мной церемониться не станут.
— Петр Леонидович…
— Умолкни! Если тут у вас тишь, да гладь, да божья благодать, откуда у меня пистолет?
— Дело в том, Петр Леонидович, – снова завел он свою фрейдистскую песенку, – что никакого пистолета у вас нет.
— Да? А это что? – я сунул ствол врачу под нос, чтобы запах смазки почувствовал.
— Пистолет существует только в вашем воображении.
— Точно? А что, если я выстрелю в тебя из этого воображаемого пистолета?
— Что ж, возможно, в вашем воображении я умру.
