— Когда меня освобождали… там, в группе захвата, была девушка, — словно бы размышляя вслух, произнес Виктор. — Я не уверен, но мне показалось, что она… не из агентов.
— Эта? — Евгений вынул фото из бумажника.
— Да, — Шорников поднял на него удивленный взгляд. — Это ваша… родственница?
— Почему вы решили? А-а… нет, — Гордиенко усмехнулся. — Я таскаю с собой снимок не из сентиментальности. Просто мы наблюдаем за ней уже почти полгода. Выходит, не напрасно.
— А вы наблюдаете за ней… здесь? — Виктор нервно потер ладони. — В городе?
— Вот еще одно фото, — Евгений достал из бумажника распечатку одного из кадров вчерашней съемки в аэропорту. — Узнаете фигурантов?
— Это я и… неужели это она?!
— Именно так. Чувствуете, какой интересный круг замкнулся?
— Вы думаете, она подошла ко мне специально?
— А вам кажется, что это воля случая?
— Но тогда пленку подсунула тоже она!
— Кассету привезли вы. Я вчера просмотрел один документальный фильм, там четко зафиксировано, что пленка выпала из вашей куртки.
— Тогда вам следует допросить эту… женщину.
— Допросим, — Гордиенко кивнул. — А вас я прошу вспомнить, что происходило в зале вылета. В мельчайших подробностях.
— Я же сказал — ничего особенного!
— Виктор Валентинович, вы до сих пор не поняли, что происходит?
— Нет, — Шорников сложил руки на груди. — Объясните на пальцах, будьте так любезны.
— Хорошо, — Евгений поднял фото Тани. — Она одна из тех, кто делает это… — Гордиенко указал на снимок побоища в самолете, — по прямому указанию САУ и при содействии Системы. Доступно изложил?
— Доступно, только бездоказательно, — Виктор нахмурился.
— Будь в моем распоряжении достаточное количество неопровержимых доказательств, вы бы давно остались без работы. Но это временные трудности, Виктор Валентинович, поверьте. Очень скоро я соберу все улики, и тогда уж, не откажите, добро пожаловать в свидетели.
— А если откажу?
— Тогда в обвиняемые.
— Но пока я могу быть свободен?
— Абсолютно. Приношу извинения за этот инцидент. Получается, мы вас похитили.
— Мне не привыкать. С другой стороны, раз идет тайная война, захват пленных оправдан. Главное, не перегнуть палку.
— Рад, что мы нашли общий язык. Надеюсь, все останется между нами?
— Странно, что вы так решили. САУ не знает о вашем интересе к нему и Системе?
— Знает. И даже пытается нас остановить.
— То есть, доверяя мне, вы идете ва-банк?
— Нет, просто вам невыгодно рассказывать агентам о нашей встрече. Борис Михалыч весьма подозрительный тип. Вы готовы лишиться работы?
— Нет.
— Вот и ладно. До встречи, господин Шорников. Кто вас привез, тот и вернет.
Гордиенко обернулся в сторону Павлова и Кулика. Капитан догадался, о чем речь, и кивнул.
— Выдвигаемся через час…
Виктор прекрасно понимал, что все эти игры в добродушие и корректность не больше чем уловка, и даже если его отпустят, пристального наблюдения не избежать. А скорее всего, никуда его не вернут. Отвезут на еще какую-нибудь секретную базу и предложат Борису обменять пленного на информацию или что-то в этом роде. САУ крепко задело военных, а русский офицер сдаваться не привык. Война, значит, война. Из всех видов оружия и с любыми тактическими приемами. Шорников, с точки зрения военной контрразведки, был кем-то вроде полковника инженерных войск, и разбрасываться такими пленными неразумно. Понятно было, и зачем они пообещали Виктору свободу. Чтобы он расслабился и в приступе благодарности выболтал еще пару секретов.
«Занятные ребята, — Шорников про себя усмехнулся. — Однако Кравцов действительно зарвался. Еще немного, и он потеряет контроль над ситуацией…»
* * *
Связь куполов с Системой восстановилась так же неожиданно, как прервалась. Просто заработала. Никто не чинил антенны и не перезагружал компьютеры, не «прозванивал» кабели и не прогонял тесты по внутренним сетям. Все шлюзы разблокировались, в тоннелях заработали мощные насосы, а народ вышел из необъяснимого ступора и занялся привычными делами. Недоумения и тревоги было предостаточно, но психологические проблемы не мешали людям выполнять свои обязанности.
Что делает в главном отсеке купола «Шельф-3» стажер Геннадий Карасев, не поинтересовался ни один человек. На него вообще никто не обратил внимания. Гена спокойно прошел по дымному лабиринту закопченных коридоров почти до шлюза и мог бы, наверное, беспрепятственно покинуть купол тем же путем, каким в него проник, но выяснилось, что приемный отсек перед шлюзом затоплен.
— Насосы качают, а толку ноль, — у герметичной переборки стояли двое техников и какой-то человек в униформе Службы безопасности. — Наверное, наружный люк открыт.
— Там чья-то подлодка, — нехотя признался службист.
— А-а, ну тогда понятно. Перекосило, видать, крепежи, когда землетрясение началось. Теперь только снаружи исправить можно…
Карасев не стал задерживаться у входа в затопленный отсек. Покинуть купол можно было и по тоннелям. Их уже почти освободили от воды и теперь просушивали. Дело не пяти минут, но все же не такое долгое, как восстановление шлюза.
В отличие от потерявшегося где-то Виктора, стажер пока еще плохо ориентировался в коридорах и отсеках подводных кварталов. Отклонившись от знакомого маршрута всего на пару шагов, он почти сразу заблудился. Спрашивать дорогу у деловито снующих повсюду старожилов было как-то несолидно, и Гена решил искать выход самостоятельно. Кончилось это тем, что он забрел в обезличенный пожаром тупик, перепачкался в саже и, поскользнувшись в смешанной с золой пене, подвернул ногу. Хромать обратно, да еще в таком виде было унизительно, только ничего иного не оставалось. Карасев присел на какой-то оплавленный ящик, немного отдохнул и отправился назад, придерживаясь за стену. На пятом шаге стена вдруг отъехала в сторону, и перед Геной открылся вход в тоннель. Сделан он был так же, как все служебные путепроводы: монорельс, тележка и нить белых ламп под потолком.
Если тоннель, как положено, вел в административный купол «Глубинный-Центр», лучшего нельзя было и желать. Покинуть «Шельф-3» по одному из общих путепроводов не светило еще как минимум час.
На секунду в мыслях появилось сомнение. Если все пути в куполах затоплены, почему здесь сухо? Неужели автоматика так быстро справилась с «мелиорацией» в одном отдельно взятом путепроводе? А если он не был затоплен, почему раньше Система утверждала обратное? Вернее, вообще молчала о том, что служебная труба существует?
