Он передохнул и начал снова, нагнетая истерику:
— Но мы с великим вождем, препровождая преступников сюда для суда над ними, видели не только шестерых стоящих перед нами, но и седьмого — ублюдка, их отродье, которому не уйти от суда.
Жрец удовлетворенно заметил, как недовольно нахмурился вождь.
Майда, подражая истеричному тону Жреца, выкрикнула перевод, издавая лающие звуки, но упоминание о ребенке проглотила. Ее мог поправить только Урун-Бурун, но он не сделал этого, не призвал женщину к ответу. Жрец же был слишком занят своей речью.
— Чтобы добыть себе тепло и силу, предки не гнушались сжиганием бесценных горючих материалов,не доставшихся нам.Дымы уходили вверх,но не рассеивались, оставаясь в вышине, мешая Земле охлаждаться от нагрева Солнцем. Они словно укутали ее холстом. Так нарушилось созданное Божеством равновесие Природы. Замерзшие в свое время в стране холода льды начали таять. И вода от них переполняла земные водоемы. Началось затопление Земли. Если у ненавистных предков основным принципом жизни было: «После нас хоть потоп», — то они добились своего. Божество в гневе своем наслало на Землю потоп, страдать от которого пришлось новым поколениям. Но жадные предки не остановились! Помимо сжигания иссякающих горючих веществ, они стали добывать тепло и силу из особых камней, невидимо светящихся, несущих смерть. И эта смерть преступно распространялась ими по всей Земле.
— Однако он действительно начитан, этот образованный бурундец, — тихо заметил Бережной и снова получил удар палицей по тому же плечу.
Майда старательно переводила, многого не понимая.
А Жрец продолжал:
— Рассеянная смерть витала в воздухе, таилась в земле, в воде, губя людей. И этого предкам было мало! Услаждая свою жизнь, они научились делать удобные для себя вещи, но при этом выпускали в воздух не просто отраву — это было у них в обычае, — а некую зловредную пакость, пожирающую кожу Земли, которая обнимала ее на большой высоте, защищая все живое от губительной ярости Солнца. И на уцелевшей после потопа суше погибали и растения, и животные, и люди. Выживали только те, кто укрывался под сводами от губительной, невидимой части солнечного света. Вместо зеленых появились синие растения.
«Ну и дикарь! Даже про озоновый слой ему известно!» — на этот раз лишь мысленно произнес Бережной и обменялся взглядом с Никитой Вязовым, стоявшим рядом «по росту». Тот сразу понял его.
Вряд ли из перевода Майды бурундцы уяснили суть обвинения. До них дошло лишь то, что в давние времена предками делалось нечто недозволенное, губительное для ныне живущих. Рассказ о повреждении озонового слоя понимать им не требовалось.
Урун-Бурун, очевидно зная все наперед, удовлетворенно слушал с непроницаемым, важным видом, сидя в поставленном для него у копыт чугунного коня стариннейшем кресле.
— И пошли по Земле уродства и болезни, человечество стало вымирать. Некому стало работать в мастерских, некому стало взращивать плоды Земли или учить людей знаниям предков, — как мы видим сейчас, вредным знаниям. Издавна известно, что беда никогда не приходит одна. Вымирание человечества ускорилось ниспосланными Божеством болезнями. Погибших было как звезд на небе! Уцелевшие женщины рожали уродов или оставались бесплодными. И все из-за радостей и удобств, которые доставляли себе их предки. И в конце концов из всего несметного населения Земли осталось только избранное Божеством племя бурундцев на берегу реки-кормилицы в теперешнем Городе Руин. Кто ответит за величайшие преступления перед человечеством? Кто?
Кто виноват в судьбе несчастной?
Злодей ли, прихвостни, толпа ли,
Что ради выгоды сейчасной
Людей и Землю растоптали?
«Он и это знает»,- подумал пораженный Бережной и взглянул на Надю.Она стояла с привычно вскинутой головой; прикрыв веки, показала, что понимает командира.
— Кто виноват?- уже кричал Жрец.- Все виноваты, жившие тогда. И, конечно, те, кто волею Божества поднялись со дна озера через тысячу лет, вкусив все прелести прежней жизни на изуродованной ныне Земле. И пусть теперь они, захваченные нами, ответят за всех, кто при них или вместе с ними творил чудовищные злодеяния! Смерть ненавистным предкам, посланным нам для возмездия! Мучительная смерть им! — закончил он.
Урун-Бурун важно сказал:
— Прежде чем вынесу я вам свой строгий приговор, позволено будет каждому из вас, как принято у цивилизованных, попробовать оправдаться здесь перед всеми. Убеждайте нас в своей непричастности ко всему услышанному, ответьте, как вы боролись против обездоливания потомков. Или просите мерзко и слезливо, ползайте, молите о пощаде. Начинай, ты, грузный, долговязый, живший здесь тысячу лет назад, болтай на своем вычурном языке! Падай на колени, клянчи!
Бережной с высоты своего роста посмотрел на толпу дикарей, на торжествующего Жреца в мантии и тиаре, на надменного взъерошенного вождя — и, без всякой надежды быть понятым, все-таки начал:
— Первое, что я хотел бы передать вам всем,- это искреннюю боль и горечь всех тех, кто жил в мое время, растерянность и раскаяние, которые испытали бы они, представив себе те несчастья, что выпали на долю их внуков и правнуков. Но дело не в запоздалых рыданиях, не в бесплодных словах. С гордостью смотрю я вокруг на великолепный город, возведенный людьми, который и ныне мог бы снова воспрянуть. Вижу вокруг меня думающих людей, сильных, способных с пользой трудиться, чтобы возродить былую жизнь предков, подняв до прежних высот свое благополучие. Вы, конечно, не против, но не знаете, как это сделать, ибо никто вас ничему подобному не учил. Но мы, вернувшиеся к вам, знаем многое и в состоянии помочь вам, обучить ваших детей, чтобы восстановили они былые машины, заставили бы воду течь в верхние этажи занятых вами и пустующих зданий. Я понимаю: вам хочется прежде всего ОТОМСТИТЬ виновным и давно ушедшим предкам. Но МЕСТЬ ЕЩЕ НИКОГДА НИКОМУ НЕ ПРИНОСИЛА ПОЛЬЗЫ, ТОЛЬКО РАЗЪЕДАЛА СТАРЫЕ РАНЫ И МНОЖИЛА НОВЫЕ. Мы признаем вину нашего поколения, но не просим пощады. Мы просто уверены, что попали к мыслящим людям, отличающимся от крыс и коз, к людям, способным увидеть и понять собственную выгоду. Решайте сами. Даже в самые дикие времена живой вол был полезнее мертвого. Я кончил.
Урун-Бурун болезненно морщился, слушая Бережного. Потом указал на стоящего рядом с командиром Никиту Вязова.
— Однажды, очень давно, задолго даже до нашего времени, — начал тот, — один человек, видимо не слишком мудрый, споткнулся и упал, больно ушибившись. Разъяренный, он схватил подвернувшуюся палку и принялся колотить по виновной в его падениях ноге. И так старательно бил, что встать на ноги уже не смог. У вас, дорогие потомки наших современников, есть подобная же возможность расправиться с нами, вернувшимися к вам. Но не нанесете ли вы себе при этом вред, подобно глупцу, колотившему собственную ногу? Стоит подумать об этом. Не правда ли? — И он, к удивлению толпы, улыбнулся глазеющим на него дикарям.