— Шесть. Пять. Четыре.
Через несколько секунд я выключу двигатели. Наше магнитное поле, тщательно сфокусированное с применением тех же технологий, которыми воспользовался Аарон, чтобы втянуть Диану и «Орфей» обратно на борт, продолжит защищать находящихся внутри корабля людей — не говоря уж о тонкой электронике — от дождя радиоактивных частиц, сквозь который мы движемся, от потока оголённых атомных ядер, питающего наш таранный двигатель Бассарда.
— Три! Два! Один!
У моих маленьких роботов уйдёт бо́льшая часть дня на чистку оборудования таранной ловушки, реакторной камеры и конусов выходных сопел. Как только двигатель будет заглушен, солнцеподобное сияние нашего выхлопа пропадёт, и трёхкилометровый корпус «Арго» будет освещаться лишь опоясывающей его звёздной радугой. Каждый из металлов, покрывающий различные части корабля — бронза водородной воронки, серебро центральной шахты, медь реакторной зоны — будет по‑разному отражать её свет.
— НОЛЬ!
Я начал глушить термоядерный двигатель — потихоньку, мягко, ровно. Наша скорость оставалась постоянной — на несколько процентов ниже скорости света — однако наше ускорение упало до нуля так же быстро, как в душе человека любовь может смениться ненавистью. Как только ускорение пропало, создаваемая им кажущаяся гравитация ослабла и иссякла.
Некоторые нетерпеливые личности начали подпрыгивать сразу, как только счётчик дошёл до нуля. Их первые прыжки были разочарованием — это было очевидно из выражения их лиц и из их телеметрии. Но каждый следующий прыжок возносил их выше и выше, а цепкие пальцы гравитации возвращали их обратно всё медленнее и медленнее, пока, наконец, подпрыгнув, они не продолжали подниматься вверх и вверх, пока не стукались о выгнутый потолок на восьмиметровой высоте.
Более спокойные типы дождались, пока не почувствуют невесомость, и лишь тогда, лишь немного согнув пальцы ног, поднимались в воздух. Кое‑кто из них застревал между полом и потолком, не в силах ни до чего дотянуться. Однако это их, похоже, не особо беспокоило — они хохотали, как дети, растопыривая в воздухе конечности; заблаговременно принятые препараты против космической болезни устраняли все неприятные ощущения, иногда возникающие при попадании в невесомость.
Кое‑кто пользовался аэрозольными баллончиками для передвижения по обширному помещению. Они кувыркались в воздухе, глядя на крыши жилых блоков внизу, многие — впервые в жизни наблюдая тщательно продуманную геометрию травянистых участков и причудливо искривлённых пешеходных дорожек.
Другие сцеплялись друг с другом в цепи и так носились по небу, распевая хором.
Празднество длилось несколько часов; люди становились всё смелее в отсутствие гравитации, исполняя акробатические трюки и сложные трёхмерные танцы. Даже те, у кого был опыт пребывания в невесомости, похоже, наслаждались происходящим благодаря обширным пространствам «Арго» — большая редкость на большинстве людских космических кораблей. Многим нравилось отталкиваться от стены изо всех сил и улетать на сто или больше метров, пока сопротивление воздуха их не останавливало. Довольно быстро, особенно среди мужчин, это развлечение превратилось в соревнование, кто сможет улететь дальше с одного толчка.
В скором времени пары стали разлетаться по дальним углам, чтобы исследовать возможности, которые даёт невесомость в плане секса. Большинство были разочарованы — от привычных толкательных движений партнёры имели тенденцию разлетаться — однако некоторые отыскали способы и, судя по их медицинской телеметрии, великолепно проводили время.
Аарон и Кирстен присоединились к веселью, хотя Кирстен пришлось однажды отвлечься, чтобы вправить вывихнутое плечо одному из летунов, слишком сильно приложившемуся о потолок. Возможность подобных инцидентов была предусмотрена, так что она отсутствовала лишь тридцать семь минут. Когда она вернулась, то повисла в воздухе лицом к Аарону, переплетя с ним пальцы. Она смотрела в его многоцветные глаза, ища и удивляясь. Он казался веселее, чем был в последнее время, но она, похоже, заметила что‑то, чего я заметить не мог, и не сделала никаких попыток к сексуальной близости. Так они парили вдвоём, молча, довольно долгое время.
Главный календарный дисплей Центральный пост управления
Дата на борту: пятница, 10 октября 2177
Дата на Земле: четверг, 4 мая 2179
Дней в пути: 743 ▲
Дней до цели: 2225 ▼
Исходя из того, что в моём корпусе нет окон, можно предположить, что когда я выключаю свет, внутри наступает непроглядная тьма. Конечно, я мог бы и так сделать, но большинство членов команды, по‑видимому, предпочитает, чтобы какое‑то освещение сохранялось и на время их сна. Думаю, это помогает им заглушить свои первобытные страхи: иметь возможность сразу после пробуждения убедиться, что никакой смилодон не пускает слюну в двух метрах от них, что никакие злобные, мстительные или голодные люди не таятся в ночи. Светящиеся полоски на стенах создавали примерно такое же освещение, что и луна в первой четверти.
Конечно, Аарон и Кирстен не спали — пока не спали. Они приготовились ко сну, почти ни слова не говоря друг другу. Они оба довольно сильно устали — день в невесомости, который, по идее, должен был быть днём отдыха, вымотал их. Когда они, наконец, улеглись вдвоём в постель, я не ожидал ничего большего, чем быстрый поцелуй, краткое «Увидимся утром» от Аарона и «Спокойной ночи» от Кирстен.
Но этим вечером ритуал оказался нарушен. Как только флуресцентные панели на потолке погасли, оба оказались временно ослеплены из‑за того, что их глаза медленно адаптировались к изменившемуся уровню освещения. Но я ясно видел, как Кирстен протянула руку, передумала и одёрнула её, но через мгновение протянула её снова, и в этот раз коснулась спутанных коротких волос на груди Аарона. Она легко, одними пальцами погладила его — она могла бы стать хирургом, её пальцы были такие длинные и ловкие — проводя ими туда и сюда.
— Аарон? — тихо произнесла она.
— Хмммм?
— Аарон, а ты…? Что ты думаешь о нас? — Пауза. — Обо мне?
Он на секунду напрягся, и его ЭЭГ показала возросшую мозговую активность. Я видел, как он дважды открыл рот для ответа, но оба раза задумывался над тем, что хотел сказать и останавливал себя. Наконец, он всё же заговорил:
— Я люблю тебя, — тихо сказал он. Прошло уже больше года с тех пор, как он говорил эти слова своей бывшей жене Диане: он перестал говорить их прежде, чем перестал чувствовать любовь, насколько я мог судить. Но его отношения с Кирстен были достаточно молоды, чтобы эти слова ещё выходили наружу без особых затруднений.
