Ножницы словно провалились в пустоту. Вампир вырвался? Или…
Открыть глаза он и не пробовал — ослепнет навсегда. Оставалось ждать.
Тьма вернулась внезапно. Тьма и покой.
— Отпейте, любезный Луу. И вы, доблестный рыцарь. — Голос мага окреп.
Луу почувствовал, что в руку ему вложили чашу.
Он пригубил, потом выпил всё. На вкус — горечь страшная. Но зрение вернулось.
Вампира не было. Не было даже костей. Ничего. А ножницы невредимы.
Бец-Ал-Ел стоял рядом. Кровотечение прекратилось, но выглядел маг утомлённым. Иссякшим.
Рыцарь в задумчивости огляделся.
— Немного же мы наисследовали, милостивые государи. Убыток науке.
— Что делать. Хорошо, целы сами. — Маг убрал красную пелену с окон.
— Да, — протянул рыцарь. — А так было чисто…
Стены и свод покрылись чёрной густой копотью.
— Ничего. — Маг и сам пил свой эликсир. — Ничего, чистоту вернуть просто. Всего-то потребуются пара заклинаний. Или тряпка.
— Тряпка?
— Хорошая тряпка порой стоит самого мудрёного заклинания, доблестный рыцарь.
Фомин вышел из холодного подвала усталый и обессиленный. Нет, он не жалел, что согласился свидетельствовать вскрытие. Нарейка, корабельный биолог, дорого бы дал за то, чтобы заполучить вампира на секционный стол. А он — что он… Бортмеханик он.
Каков торговец-то! Не прост малый, ой не прост. Не сплоховал, когда пришлось вырывать мага из воистину смертельных объятий вампира. Однако силища у этих мертвецов!
Он потёр бок. Боль стихла, но совсем не пропала. Рёбра целы, а синяк-другой нашему брату не в новинку. Магу досталось куда больше, а бодрится. Ну, маги, они восстанавливаются быстро. Заживает как на маге, вампире, собаке, нужное подчеркнуть.
А всё-таки быстро они успели. Солнце вон ещё где. Вдосталь времени новых синяков нахватать. Или голову потерять.
Со стороны гостевого двора к нему спешил кругленький толстячок. Ну конечно, все старые знакомые должны собраться в одном месте в одно время.
— Доблестный рыцарь помнит меня?
— Разумеется, Большой Сол. Вижу, вы оставили постоялый двор?
— Ох оставил. Что-то с ним будет? Но Большой Сол не жалуется. Большой Сол даже удивляется.
— Чему?
— Не только Большой Сол — все добрались сюда, в Замок, целы и невредимы. Из самых глухих деревенек и хуторов. Муты пропустили всех, а Большой Сол хорошо знает, как эти лесные дикари любят полакомиться человечинкой.
— Никто не пострадал?
— Никто. Это-то и странно. Нужно радоваться, но у старого Сола душа не на месте. Всё ему кажется, будто присутствует он при охоте. Муты — загонщики, а он, Большой Сол, — дичь. А больше всего его, старого содержателя постоялого двора, беспокоит то, что он не знает, кто истинный охотник, кто спустит стрелу.
— Муты?
— Что муты, доблестный рыцарь? Они страшны для него, Большого Сола, но для смелой стражи, да ещё за стенами Замка, да ещё когда гостят доблестные рыцари… Нет, здесь, в Замке, мутов можно не бояться. А кого нужно бояться, он, Большой Сол, не знает, оттого и нервничает. Потому чуть не забыл, что у него есть для доблестного рыцаря сообщение.
— Сообщение? От кого?
— Доблестный рыцарь должен помнить, что содержатель постоялого двора обязан жить со всеми если не в любви, то в мире. К нему приходят люди, от него уходят люди. Разные люди. Совсем разные. Иногда… Он, Большой Сол, видит, что доблестный рыцарь терпелив, и потому хочет объяснить всё получше. К нему случайно… а может, не случайно, нужно же им к кому-то обратиться, а кто лучше, чем Большой Сол, подойдёт для такого дела? Он знает доблестного рыцаря, он идёт в Замок, вот его и попросили…
— Кто попросил? — Фомин не раздражался, отнюдь. Забавно было видеть, как толстяк то ли цену себе набивал, то ли просто важничал перед другими, разговаривая на виду Замка с рыцарем. А скорее готовился сказать нечто необычное и подготавливал к этому его, Фомина. Чем дольше подготавливает, тем серьёзнее будет новость.
— Вы знаете, мы, содержатели постоялых дворов… Нет, это я уже говорил… Вы, доблестный рыцарь, я знаю, видитесь с Небесами. Даже летаете туда, рассказывают. Врут, должно быть…
— Нет, не врут. Летаю. Я не колдун, просто — техника. Аппараты.
— Нам это едино — аппараты, колдовство… Я не об этом. Думаю, вам легче меня понять. Я… Со мной иногда ведёт дело Навь-Город. Или, вернее, через меня, я хоть и Большой Сол, но человек-то маленький. С Замком связаться или ещё что…
— С Замком?
— Замок на земле, Навь-Город под землёй… Иногда нужно что-нибудь купить… Или продать… Я посылал эконому местному, сэру Ингману, записку… Он оказался вампиром, но не важно… Сейчас не в нём дело… Вот. — И он протянул рыцарю сложенный вчетверо лист. — Просили передать. Вам. А там, как решите…
Фомин взял послание.
Старейшины Восьмого Квартала Предлагают Представителю Дома Кор Явиться Для Переговоров В Место, Указанное Проводником.
Бумага. Не пергамент, не папирус даже, что в ходу в Степи, а бумага, изготовленная промышленным способом. Не белая — зелёно-голубая. «Электрик», что ли?
«Написано… Написано пером, судя по всему… — он посмотрел бумагу на свет, — судя по всему, пером металлическим. Чернила, похоже, химические. Здесь больше пишут — если пишут — натуральными, из чернильного орешка, а это, — он послюнявил палец и потёр буквочку, — это продукт органической химии. Что-то Рауде скажет? Ализарин? Он химик, ему и молекулы в руки».
Почерк… почерк безликий, стандартный, каллиграфический, почерк, в котором главное даже не красота вычурных завитушек, а единообразие.
Язык — латынь, но все слова начинаются с букв прописных — не только существительные, но даже и предлоги. Грамматических ошибок или несоответствий принятым нормам языка нет.
Какой из всего сказанного следует вывод?
А никакого. Не родятся у свиньи львятки, а всё поросятки. Магических способностей нет, дедуктивных талантов тоже. Делай, что велит совесть, а там будь что будет.
— Тут насчёт проводника пишут, — обратился он к почтальону.
— А я им и буду, доблестный рыцарь. Надумаете ежели, сведу с ними.
— Когда сведёшь?
— А когда скажете.
— Сегодня?
— Даже и сегодня, почему нет? Оно и лучше будет, ежели сегодня, потому что знаю — торопятся они.
— И далеко идти?
— Совсем недалеко, доблестный рыцарь. Навь, она ближе, чем думают.
— Может быть, здесь?
— Нет, как можно? Под Замком их нет и не было, но временный ход неподалёку открывается.
— Наверное, на твой постоялый двор?
— Врать не могу, доблестный рыцарь, там тоже есть. Но есть и поближе. К полуночи время будет, так я вас и отведу. Только бы судёнышко какое баронесса дала. Я, да и семья, хотят оплакивать павшего рыцаря-послушника на Острове Павших.
