Я поёжилась. Провоцировать бедствие раньше времени нет никакого желания. Да и вообще — может, оно происходит не так уж часто и можно без опаски жить ещё несколько лет? В любом случае, проверка откладывается, но запланировать работу никто не мешает.
А ещё над океаном нам удалось увидеть не только воздухоплавающих змей, но и других животных, пользующихся антигравитацией. По крайней мере, лично я сомневаюсь, что гигантские, в несколько метров длиной, крылатые насекомые могут существовать без неё: слишком много усилий им пришлось бы затратить, чтобы летать. А однажды утром, застав «парящую» над водой стрекозу, окончательно утвердилась во мнении: хищник почти не шевелил крыльями, но оставался в воздухе. Как будто лежал и отдыхал.
К счастью, над побережьем гигантов практически не встречалось, зато дальше от берега, на грани видимости, летали целые облака гигантского гнуса. Отсюда они казались мелкими и неопасными, но увидев несколько таких насекомых на расстоянии в пару сотен метров, мы не обманывались.
— Я и не знала, что там столько всего живёт, — поделилась я с друзьями. — Вроде, когда первый раз к океану ходила, ничего подобного не видела.
— Как раз это логично, — пожал плечами Илья. — Если местность возрождается, то и эти… комарики вернулись.
— А я уже видел, — сообщил Марк. — Когда со свободными за тростником ходил.
Муж рассказал, что они наблюдали нечто подобное, но к берегу тогда гиганты вообще не подлетали, так что реальные размеры он узнал только сейчас.
Морская вода, как и раньше, на вкус была не очень солёной. Скорее солоноватой. Проведённые с ней опыты показали интересный результат: клетки моего организма (кожи и крови) в ней не набухали, но и не съёживались. Вода оказалась изотонична крови йети. И человеческой — тоже.
Пока я исследовала животный и растительный мир, Вера не только изучала камни, но и пыталась выпарить из воды соль. Но после того, как объём жидкости уменьшился примерно на четыре пятых, остаток загустел и стал желеобразным.
— Вообще-то так быть не должно, — задумчиво потянула геолог, перекатывая получившуюся после остывания массу по ладони.
— Но может, если в воде много органики, — заметил Илья. — Причём органики определённых типов. Впрочем, такими свойствами могут обладать не только органические соединения…
— Тогда это уже не вода, а какая-то жидкая слизь получается, — неодобрительно покачала головой Вера.
— Надо проверить, — воодушевлённо предложила я. — И речную воду — тоже, её ведь мы не пробовали выпаривать.
После серии опытов выяснилось, что речная «вода» тоже обладает аналогичными свойствами, правда, в несколько раз слабее (то есть выпаривать приходится дольше). А вот родниковая влага оказалась именно водой, а не жидким бульоном, и желироваться или превращаться в слизь при выпаривании не пыталась.
— Уже хорошо, — вздохнула геолог. — Хоть что-то так, как должно быть.
— Прямо не вода, а кровь земли, — задумчиво потянула я, глядя на океан. — Кто знает, может эту «воду» не только пить, но и есть можно. Особенно учитывая, что получающееся желе ограниченно съедобно.
— Тогда уж не кровь, а бульон, — заметил химик и потёр руки. — Надо после возвращения подробнее исследовать воду, ведь из-за такого количества примесей она может сильно изменить свойства. И наверняка меняет.
Вера много времени проводила на каменистом пляже, а потом рассказала, что судя по встречающимся камням, у нас хорошие шансы найти не только глину, но и некоторые руды, сланцы и многое другое.
— Даже удивительно, насколько большое разнообразие, — заметила геолог. — Может, так происходит из-за гор? Или виной ещё какие-то аномалии?
— Рай для геологов? — невольно рассмеялась я, глядя на счастливую подругу.
Она ненадолго задумалась, а потом кивнула:
— Для геологов — рай. А вот для пещерных людей, которые ищут камни, чтобы выжить — нет.
Но больше всего Веру порадовали найденные полевые шпаты и кварц. Если у нас появится стекло и керамика, пусть даже примитивная, — это сильно облегчит жизнь.
Когда запас репеллента закончился, пришлось вернуться к классике, то есть использованию в качестве защиты моего разведённого пота. Счастье, что я вместе с прусами периодически проходила курс «прививок», и теперь мои выделения защищали не только от универсальных, но и от тех животных, которые не нападали на йети, и, особенно, — не пытались вывести в моём теле потомство.
Погода оставалась непостоянной. Когда собирались тучи, поднимался ветер и начиналась буря, мы удалялись от берега, чтобы укрыться в наскоро построенном убежище в лесу на скале — там, где меньше шансов пострадать от разгулявшейся стихии.
— Кажется, я поняла, где больше шансы найти глину, — глядя на грозовой шторм из шалаша, сказала Вера.
— И где? — дружно обернулись мы к ней.
— В горах. Причём, скорее всего, не просто в горах — там её запросто смоет дождями, — а в пещерах.
— Но мы уже были в пещерах и ничего такого не видели, — возразила я.
— Мы и тут мало что видели, — усмехнулась геолог. — Пока не знали, куда смотреть. Но теперь-то уже знаем… по крайней мере, частично. Не думаю, что «заливы» полезных ископаемых в горах выглядят иначе, чем в вылезших из-под земли скалах.
— Но там луна создает невыносимые условия. А ещё ветра сильные и камнегрызы… — начала я, уже почти понимая, что похода к горам не избежать — нам слишком нужны некоторые материалы. Хотя бы та же глина.
— А мы не пойдём во время гигантской луны, — твёрдо заявила Вера. — Точнее как раз в это время и пойдём, но только до тех пор, пока переход будет безопасен. А там дождемся заката — и у нас будет больше месяца на разведку и добычу. Вполне достаточно времени.
Увы, уже на следующий день геолог заболела и с сожалением отказалась от своих слов.
— Как быстро привыкаешь к хорошему, — скорчившись в ознобе у костра, пожаловалась она. — Даже жаль, что мучения запретили. В том плане, что без них гораздо больше времени из жизни выпадает и сил меньше, — Вера подумала и добавила: — Надеюсь, что их запретили вовремя. Ведь какой соблазн… А так никаких экспедиций не получится.
— Я тоже надеюсь, что вовремя, — вздохнула я. — Но ты права, надо возвращаться.
Илья кивнул, молча поддерживая неприятное решение. Путь обратно отнял намного больше времени, особенно учитывая, что через несколько дней заболел и химик, подхватив другую, но не более приятную заразу.
Поскольку снова появилось время, свободное от исследований, я задумалась. А ведь в начале нашей жизни, даже после того, как люди поселились в этой местности, они гораздо меньше болели инфекционными заболеваниями. Намного меньше. Причём в течение достаточного времени, чтобы это не было случайностью, даже несмотря на «возвращение к жизни» и, следовательно, ухудшающуюся эпидемиологическую обстановку окружающей природы. До тухлых дождей народ болел, но достаточно мало. Если дело только в них, то почему сейчас, после того, как кровянка исчезла и люди реально поправились, пройдя курс мучений, да ещё и было время хоть немного восстановиться, они всё равно заболели так же быстро, как и раньше? По крайней мере, те болезни, которые подхватили Вера и Илья, обычно возвращаются именно через такой период. Что мы делаем не так?
