Дерьмо смотрело на Люси в упор. Смотрело оно как-то недовольно, свирепо и в то же время грустно и с недоумением.
— Was glotzest du? — поинтересовалась Люси, вспомнив кое-что из любимых выражений своего дядюшки-раввина. — Ну ты и урод, приятель! — добавила она, поднимая ручной гранатомёт и прицеливаясь.
— Scheisse, — сказало дерьмо. — Ненавижу такие дни. Убери пушку, и мы потолкуем. Я могу быть полезен…
— Нам не о чем с тобой толковать, антисемит хренов, — сказала Люси, вложив в эти простые слова всю пережитую боль, весь ужас последних дней.
— Посмотрим, — заявило дерьмо, и у женщины скрутило живот — но уже не так сильно, как раньше. Она могла это пережить.
— И это всё, на что ты способен? В таком случае — катись в адик, Адик, — с этими словами Люси, подняла руку с автоматическим гранатомётом и всадила в дерьмо короткую, но убедительную очередь из четырнадцати выстрелов.
Извивающиеся клочья мозговых тканей, перемешанные с фекалиями, брызнули во все стороны. Они забрызгали бы все стены — но вспыхнувшее радужное сияние обратило их в невесомый пепел.
— Мы сделали это! — закричала Уисли вне себя от счастья.
— Вау, круто, — простонал с пола доктор Джихад. — Может быть, вы поможете мне подняться? И ещё: мне нужен туалет и душ. Или хотя бы умывальник. Есть здесь где-нибудь умывальник?
То, что совсем недавно было Владимирильичом Лермонтовым, несгибаемым воином Хаоса, лежало на каталке, упакованное в пластиковый мешок. Врач привычным движением застегнул молнию, укрыв труп от посторонних глаз.
— Доктор, — окликнул Бэксайд, — что вы скажете о причине смерти?
Врач скептически посмотрел на молодого полицейского.
— Самый обычный кардиальный гипертонический криз и сопутствующий инфаркт миокарда. Типичные симптомы, — наконец, сказал он. — Всему причиной больное сердце. Этому парню были категорически противопоказаны любые физические нагрузки, а он зачем-то стал подтягиваться. Чем себя и добил. А тебе-то какое дело, приятель? Он что, твой родственник?
— Я полицейский, — сказал Рой. — Этот тип мог быть свидетелем… Впрочем, уже неважно. Всё кончено.
Рой и в самом деле чувствовал нечто странное. Он откуда-то знал, что выполнил своё предназначение — но не мог понять, что же именно он совершил и как.
Бэксайд посмотрел на зеркало. Блестящая амальгама потускнела, стекло крест-накрест перечёркивали две кривые трещины, напоминающие какой-то знак.
"Зеркало отработало своё" — понял Рой. — "Оно больше не нужно".
Он вздохнул и поплёлся к выходу. Откуда-то он знал, куда нужно идти.
Серафима Найберн расчёсывала шерсть игрушечной кошки. У неё в доме не было животных, так как у Серафимы была аллергия на мочу, кал, шерсть, слюну, обрезки ногтей и дыхание домашних животных. Но её маленькое храброе сердце было исполнено любви и доверия ко всему живому, даже если оно было сделано из полимерных волокон.
В последнее время, после исчезновения Биси, Серафима много думала о том, чтобы завести ручную улитку — если только у неё не обнаружится аллергии на слизняков.
Она как раз отложила в сторону кошку и собиралась приняться за пластиковую обезьянку, когда её тело пронизало нечто вроде невидимой молнии, а голову окружило радужное сияние.
Кто-то пришёл за ней. Кто-то, кого она ждала всю жизнь.
— Здравствуй, — прошелестело у неё в голове. — Тут кое-что произошло. В общем, раз такое дело, я решил извиниться и кое-что сделать для тебя. Видишь ли… я отец твоей дочери.
Серафима сжалась внутри: ужасные воспоминания обожгли её мужественную, терпеливую душу, подобно огненному шторму.
— Нет, это не то, что ты думаешь, — быстро проговорил незнакомый голос. — Я не из тех маньяков. У тебя аллергия на сперму, ты не могла бы зачать от мужчины. Ты настоящий ангел, Серафима, и ты зачала от ангела: ведь ты была этого достойна. Увы, твоя дочь унаследовала фрагменты моего генетического кода, который сделал её не такой, как все. Из-за этого она подверглась огромной опасности. Но ответственность и доверие победили, и вы скоро будете вместе.
— Я не верю, — прошептала Серафима. — Это слишком хорошо. Так не бывает.
— В этом и состоит твоя проблема, — наставительно сообщил голос. — Ты веришь в хорошее, но не до конца. Именно поэтому ты не различаешь цветов. Твой дальтонизм имеет не физиологическую, а невротическую природу. В глубине души ты не хочешь различать цвета, потому что не можешь принять этот прекрасный мир во всём его грозном великолепии. Ты ограничиваешь себя клеткой невротического страха перед реальностью. Дальтонизм — это крепость, в котором укрывается твоё расколотое, одержимое страхами и комплексами «я», не желающее принять действительность как она есть, во всей её безграничной толерантности. Я могу разрушить эту крепость, актуализировать твою самость. Но это вызовет потрясение, которое перевернёт в тебе всё. Твой мир изменится, та уютная раковина, в которой ты пряталась от жизни, разобьётся вдребезги. Из гусеницы ты станешь бабочкой. Возможно, тебя ждёт тяжелейший кризис идентичности. Готова ли ты к этому, хватит ли у тебя душевных сил на преображение?
— Да, тысячу раз да! — выдохнуло маленькое храброе сердце художницы, открываясь, как расцветающая тубероза, тому новому, что ждало впереди.
— Да будет так. Я дарую тебе полноценное цветное зрение, Серафима Найберн, — торжественно сказал ангел, — и в качестве бонуса избавляю от аллергии на кошек, цветы, мясную и молочную пищу, арт-критику и алкогольные напитки!
Ослепительная вспышка чистого света озарила всё вокруг. На какое-то мгновение Серафима увидела мир как луч доверия, поток ответственности, безграничный океан счастья и доброты.
Колёса инвалидной коляски подломились, и тело женщины сползло на пол.
— И всё-таки, — сказала Люси, — мне не всё ясно.
Они сидели за двумя сдвинутыми столиками, заставленными едой. Пережитые потрясения разбудили у членов команды зверский аппетит. Испуганный хозяин заведения едва успевал подавать новые блюда.
В помещении пахло дерьмом, палёными мозгами, ароматом Delicious Night от Донны Каран и соусом "Тысяча островов". Это создавало неповторимую атмосферу доверия, которую ощущали все участники импровизированного ужина.
— Что неясно-то? — спросил Рой, отвлекаясь от чапли-кебаба.
— Ну например, — сказала Уисли, откладывая в сторону недоеденную ножку цыплёнка с карри, — зачем понадобилось убивать Киссу Кукис?
