– Такая тварь съедобна? – спросил Ёрики.
Он словно заранее приготовил этот вопрос. Он изо всех сил стремился показать, что все здесь для него привычно и обыденно. Мне это было неприятно.
– Отчего же, – спокойно ответил господин Ямамото, – вероятно, съедобна. Правда, вряд ли она хороша на вкус. Прекращение специализации означает, что останавливается развитие нервной системы и соответственно мышечных тканей – другими словами, количественный рост белка не сопровождается уже качественными изменениями.
Мимо нас, молча поклонившись, прошли мужчина и женщина в белых халатах. Коридор спускался все глубже, потолок стал сводчатым. Пол, кажется, стал еще более наклонным. Мне слышался шум, словно гул прибоя, но, может быть, это просто звенело в ушах.
– Если бы можно было остановиться на таких свиньях-слизняках, – продолжал господин Ямамото, повернувшись ко мне, – оставлять жабры зародышам млекопитающих было бы очень просто. На деле все обстоит гораздо сложнее. Задача ведь состоит в том, чтобы остановить на жаберной стадии развитие не всего организма, а только органов дыхания. Здесь общей теорией гормональных функций не отделаешься. И здесь мы добились величайшего триумфа.
– Какой, однако, длинный коридор!
– Сейчас будет поворот, и за ним тупик. Здание построено в виде буквы «П», и мы обошли его из конца в конец. Устали?
– Нет. Но температура…
– С температурой приходится мириться. Мы ведь под поверхностью моря…
В этой камере дверей не было. Вдоль стены, оставляя карниз в два метра шириной, тянулся глубокий бассейн, наполненный водой. Он напомнил небольшой спортивный бассейн для плавания, но был ярко освещен изнутри, так что до дна, казалось, было рукой подать. В левой стене бассейна виднелось окошко с какими-то измерительными приборами по бокам. В противоположной стене справа тоже было окошко, но размером побольше. И двое людей в аквалангах что-то делали перед окошком с измерительными приборами, поднимая в воде сверкающие тучи воздушных пузырьков.
– Ветеринар и кормилец, – поясняет господин Ямамото. В голосе его дрожит сдерживаемый смех.
Мы огибаем бассейн и входим в маленькую комнатушку.
Это неказистое помещение, беспорядочно заваленное медикаментами, сверкающими хирургическими инструментами, аквалангами, какими-то странными приборами. Тупо гудит вентилятор, но все равно в нос бьет резкий противный запах. В углу что-то вычерчивает на миллиметровке маленький человек с узким лобиком. При нашем появлении он поспешно поднимается и предлагает сесть. Я озираюсь. Стульев всего два, и я отказываюсь. Мне не хочется оставаться здесь долго.
– У нас посетитель, – сказал господин Ямамото. – Скажите им, пусть работают так, чтобы все было видно.
Маленький человек вышел, волоча шнур микрофона. Мы вышли следом и тоже опустились на корточки у края бассейна. Маленький человек что-то сказал в микрофон, двое в воде подняли лица и помахали нам руками.
– Следующий идет через две минуты, – объявил маленький человек, повернувшись к господину Ямамото.
Действительно, один из тех, в воде, показывал нам два пальца.
– Сейчас у нас рождаются по одному каждые пять-восемь минут… – сказал господин Ямамото. – Прежде чем попасть сюда, зародыши в жаберной стадии, которых мы видели в третьей камере, хранятся в соседней, четвертой камере. Срок зависит от вида животного, разумеется. Для свиней он составляет около шести месяцев. А странно звучит это слово – «хранятся», не правда ли, сэнсэй?
Я не в силах сдержать изумление.
– Но шесть месяцев при темпе один в пять минут – это же должно быть огромное количество!
– Они там распределены по пяти ступеням, шестнадцать тысяч штук в каждой, – заметил маленький человек, выпячивая подбородок. – Это составляет запас в восемьдесят тысяч штук.
– Будь вы, сэнсэй, специалистом в этой области… – проговорил господин Ямамото, глядя в воду. – Мне думается, вы бы весьма заинтересовались процедурой в четвертой камере… Система питания и ассенизации, регулировка температуры и давления… Особенно проблема температуры… Она у нас гораздо ниже, чем в материнской утробе… Мы подавляем переспециализацию жаберных складок и одновременно стимулируем развитие искусственных желез, форсирующих специализацию всех остальных органов… Да что говорить, это такой четкий процесс, что выражается математически, только это математическое выражение нельзя выносить за пределы лаборатории… Говоря попросту, мы клин клином вышибаем… Чтобы кристалл соли не растворился в воде, достаточно превратить воду в насыщенный раствор, не так ли? Нечто аналогичное проделываем и мы, и нам удалось остановить эволюцию жабр, не влияя на развитие остальных органов.
У окошка в стене бассейна вспыхнул красный свет. «Идет!» – закричал маленький человек, ероша волосы. Ёрики, упершись руками в край бассейна, подался вперед.
– Это окошко является чем-то вроде искусственного детородного органа, – пробормотал он.
Люди в воде, посигналив что-то взмахами рук, становятся по сторонам окошка, стараясь держаться так, чтобы не заслонять его от нас пузырьками воздуха. Внезапно из окошка выскакивает черный металлический ящик. Люди в воде сейчас же принимаются манипулировать с приборами.
– Отделяют искусственную плаценту.
Они раскрывают ящик и извлекают из него полиэтиленовый мешок, который тут же на глазах раздувается в большой шар. Видно, как внутри переливается мутная красноватая жидкость. Один из людей втыкает в шар наконечник шланга, протянутого от прибора в стене, и поворачивает кран.
– Из шара отсасывается жидкость. Едва плацента отделена, как рефлекторно начинается жаберное дыхание, и эта операция должна проводиться с наивозможной быстротой.
Шар сморщился, и пластик облепил новорожденного поросенка. Поросенок сучит ножками и дергается. Один из аквалангистов вспарывает пластик ножом и снимает его с поросенка, как рубашку. В руках маленького человека вдруг появляется длинный шест. Этим шестом он выхватывает из воды ненужную уже оболочку – движения его до отвращения привычны и сноровисты – и одним махом швыряет ее в железную бочку в углу. В нос ударяет тяжелый тошнотворный запах. Вот откуда идет эта резкая вонь.
Поросенок, которого придерживают за передние ножки, неуклюже барахтается. От него в воде распространяется розоватое туманное облако. Другой аквалангист при помощи наконечника со шлангом чистит поросенка, обирая приставшие к его тельцу нечистоты. Видимо, это делается для того, чтобы не загрязнять воду в бассейне. Затем в ухо поросенку вставляют металлический шприц, и поросенок подпрыгивает.
