Однажды Ласточка нашла в виртуальном пространстве своего бывшего жениха. Это заняло двенадцать с половиной секунд — среди всего населения земли найти человека по имени Иван, фамилии Стариков, проживающего в Петербурге на улице Строителей. Причём одиннадцать секунд ушло на передачу запроса к базе данных на сервере и возвращении ответа. Закрыв глаза, Ласточка увидела столь знакомую квартиру: огромный, цветастый ковер, висящий на стене от пола до потолка. Дверь на кухню, расчерченную на квадраты и со вставленным в каждый квадрат цветным стеклом. Увидела мать Ивана, похожую на мячик, жизнерадостную старушку. Потом он посмотрел в зеркало, и Ласточка разорвала связь.
На работе ангелы до хрипоты спорили, что следует делать дальше. Одни настаивали на старом плане: в течение месяца сделать Егора Николаевича президентом родной страны. После заставить остальные государства или влиться в состав России или, по крайней мере, передать ей технический и человеческий потенциал. И строить, строить, строить. А потом, когда построим — лететь. Принятый в самом начале план сейчас казался немного детским.
Другие хотели внушить людям земли подсознательную тягу к звёздам. Затем вывести в каждой, хоть что-то значащей на мировой арене, стране соответствующих людей на соответствующие посты. И пусть сами, без толчков в спину, прокладывают путь в звёздное завтра.
Кто-то утверждал, что следует лишь сделать людей немного более честными, немного более здоровыми и чуть-чуть повысить тягу к знаниям. То есть лишь продолжать делать то, что уже делается сейчас. Торопливость до добра не доводит — говорили они.
По комнате металась Ленка, в пророческом одиночестве, настаивая, что следует найти и ввести в курс дела специалистов: политологов и историков. Ввести их хотя бы в качестве консультантов.
— Мы не специалисты в деле управления обществом — говорила она — Так давайте найдём тех, кто сможет подать дельный совет. — Ангелы недовольно сопели. Им не нравились Ленкины идеи.
Сбоку, чуть ли не за разросшемся фикусом в большом, треснувшем горшке, сидел дядя Егор. Казалось он не слушал длящийся уже не первый час спор, но ведь зачем-то продолжал здесь сидеть. Морщил лоб, иногда бормотал что-то в полголоса. Разошедшиеся ангелы уже не обращали на него внимания и даже когда скользили взглядом по задумчивой фигуре за зелёными листьями фикуса-великана, не понижали голос.
Ласточка немного послушала их обсуждения и пошла в буфет. Там повариха подала тарелку с бутербродами. Ласточка взяла стакан с апельсиновым соком, присоединяясь к Наташе и Антону. Кроме них в столовой никого не было.
— Спорят? — поинтересовалась Наташа.
Вгрызаясь в бутерброд, Ласточка кивнула. Бутерброды были с копчёным мясом и зеленью. Антон снисходительно улыбнулся. Пока Ласточка насыщалась, эти двое продолжили разговор.
— Как Егор Николаевич решит, так и будет — заметил Антон — Что очень хорошо. Представляешь до чего бы мы дошли, если бы каждый имел право голоса и лез с собственными управленческими идеями?
— И к чему склоняется патрон? — спросила Наташа.
— Вроде бы по-прежнему хочет стать явным, а не тайным, властелином мира.
— Рассказывай — потребовала Бутинко. Антон отмахнулся: — Нечего рассказывать.
— Не может быть, чтобы совсем ничего.
— Может — усмехнулся он.
Ласточке надоели непонятные разговоры, она спросила: — Говорят, кто-то из наших отдал приказ президенту Америки написать что-то не совсем политкорректное на стене овального кабинета, а после забыть об этом?
Наташа приподняла брови: — Неполиткорректное?
Ласточка вытерла салфеткой губы: — Дайте вспомнить. Что-то вроде «Убирайся в Африку, проклятый Нигер».
Столовую сотряс тройной взрыв хохота.
Отсмеявшись, Наташа промокнула салфеткой уголки глаз. Она не боялась размазать тушь. Ангелы вообще не пользовались косметикой, благодаря умению придавать щекам и губам требуемый оттенок блеска с помощью анимусов. — Признайся, ты сама это только, что придумала
Ласточка послушно призналась.
— Того, кто сделает нечто подобное, Егор Николаевич четвертует — Антон приводил себя в порядок после неудержимого смеха. Одёрнул рубашку. Поправил галстук, ослабляя его. Осмотрел рукава, не запачкались ли: — Но какая привлекательная мысль. Я теперь ночью спать не смогу, всё буду думать. Ты настоящий дьявол, зачем искушаешь меня?
Ласточка невинно захлопала глазами.
— Мы не должны руководствоваться своими симпатиями или антипатиями — напомнила Наташа — Слишком велика цена.
— Я знаю — заверила подругу Ласточка: — Я прекрасно это знаю.
— Убирайся в Африку — повторил Антон, мечтательно поднимая глаза к потолку — А что можно было бы написать в спальне Медведева? Или на белоснежных шторах Собчак?
— У неё шторы цвета снега? — заинтересовалась Наташа. Антон кивнул.
С полчаса божественные племянники увлечённо обсуждали тексты посланий, какие можно было бы отправить тем или иным людям. Но которые никогда не будут отправлены. Тем временем, этажом выше, другие ангелы, перед лицом всемогущего нового бога, предлагали проекты мироустройства. Повариха мешала суп, одновременно читая учебник итальянского языка. На улице дворник заканчивал подметать. Остался совсем небольшой огрызок улицы. Вот уже несколько недель он чувствовал себя весьма странно. Почему-то не хотелось больше тратить заработанные гроши на низкокачественную водку. Более того, дворник обнаружил, что не так уж сильно жаждет напиться. Хотелось сделать что-то другое. Но что именно — он не знал. Вчера и неделю назад он давил это непонятное желание, забивался в свой подвал и пил, а спасительное забытье приходило всё неохотнее. Может быть, сегодня оно не явится вовсе. Может быть, именно сегодня он не станет пытаться с помощью бутылки сжать в точку остаток дня, вечер и ночь. Дворник не знал, как поступит. На решение ему оставалось время, за какое можно подмести кусок улицы от фонарного столба до подъезда напротив.
Антон извинился и ушёл.
Наташа внимательно посмотрела на Ласточку, сказала: — Ты подглядывала за Иваном!
— Не поглядывала- оправдывалась Ласточка.
— Когда ты только забудешь этого человека — вздохнула Наташа.
— Перестань разглядывать под микроскопом мою душу, и я не полезу в твою — предупредила Ласточка.
— Интересно, интересно.
— Сама напросилась- разъярилась Ласточка — Спорю на что угодно, перед тем как уснуть в объятиях очередной горы мускул. Ты, моя дорогая нимфоманка, просматриваешь его воспоминания. Как он любил твоё тело. И хорошо ещё, если во время того самого акта любви, ты не смешиваешь свой собственный и его, потоки восприятия.
