Все старания «бывшего друга»— только так Митяй называл его мысленно — принимались как должное. Отныне рабская покорность Левки могла быть единственно приемлемой формой его поведения.
Перед самым отходом поезда Женя еще раз включил телевизор и заметил смутные очертания неподвижного берега. Вполне возможно, что теплоход уже стоял у горьковской пристани. Пройдет каких-нибудь два часа, он отправится дальше, и тогда его, конечно, не догонишь.
В Горьком уже не застали теплохода. Об этом красноречиво напоминали пустой экран и расписание в речном порту. За последние три часа от здешних дебаркадеров отправились вниз по Волге шесть теплоходов: три «писателя» — «Пушкин», «Радищев», «Короленко», и три «академика» — «Академик Павлов», «Академик Вавилов» и кто-то еще. Большинство теплоходов скорые. Последнее обстоятельство не на шутку обеспокоило Журавлихина. Исчезла надежда перегнать их, чтобы где-нибудь подальше ждать на одной из пристаней. Ведь это был чуть ли не единственный способ найти «Альтаир».
Круг постепенно сужался. Теперь студенты знали, что аппарат надо искать только на шести теплоходах, а не на всех судах — пароходах, буксирах и баржах, вышедших из Москвы три дня назад. Кроме того, было известно, что ящик находится на корме, значит, его можно будет найти во время стоянки. Но для этого необходимо перегнать теплоходы — всех «академиков» и «писателей», — высадиться на пристани, о которой нужно знать совершенно точно, что любые теплоходы там останавливаются, и, главное, не выбрать такую, где бы существовало несколько дебаркадеров, как в Горьком.
Пассажиры в горьковском порту с любопытством наблюдали за шустрым пареньком в клетчатой рубашке и тюбетейке. Он метался по набережной, просовывался в маленькое окошечко справочного бюро и с обворожительной улыбкой выяснял у девушки ее отношение к городу Васильсурску. Высоко ли расположен, сколько там дебаркадеров, время стоянки теплоходов и не ходят ли туда глиссеры.
Этого суетливого паренька видели у газетного киоска, где он покупал путеводитель по Волге, видели в Управлении Волжского пароходства — там он настойчиво допрашивал подслеповатого старичка в черных сатиновых нарукавниках о порядке прохождения транзитных грузов.
Старания Усикова и его друзей увенчались успехом. Вот почему они оказались на палубе теплохода, причем с твердой уверенностью, что перегонят все суда, идущие вниз по Волге, даже если те вышли из Горького несколько часов назад.
Не всегда судьба бывает несправедлива. Сейчас Митяю грешно на нее жаловаться. Она угодливо предоставила и ему, и Жене, и «бывшему другу» приятную возможность путешествия на новом глиссирующем теплоходе «Горьковский комсомолец», который ходит значительно быстрее всех судов Волжско-Камского бассейна.
Прислушиваясь к шуму воздушных винтов, Усиков перевесился за борт. Узкая пенная полоса бежала за кормой. Напрасно любители покачаться на волнах спешили за теплоходом. Их лодки спокойно пересекали белую полосу, даже не шелохнувшись. Волн не было.
Несмотря на все неприятности последних дней, Лева не мог побороть любопытства, разыскал помощника капитана и выспросил у него все, что касалось особенностей нового теплохода. А он отличался не только высокой скоростью, мелкой осадкой, скольжением по поверхности воды, но и другими, менее заметными преимуществами нового, пока что еще опытного типа речного судна. Оказывается, отсутствие волн за кормой, на что Усиков уже обратил внимание, — немалое достоинство глассирующего теплохода. Плотины, шлюзы, сложные береговые сооружения, каменные набережные — все, что с таким огромным размахом строилось сейчас на Волге, испытывают разрушающее действие волн, создаваемых колесами и винтами различных судов. А наши плотины и гранитные берега должны стоять многие столетия.
Проплывали дымчатые берега. За старинным Печорским монастырем начинались дачные места. Вот так называемые «Моховые горы», еще дальше — «Великий Враг». Все, это, конечно, интересно, красиво, но можно ли спокойно любоваться зелеными берегами, если рядом с тобой стоит подчеркнуто равнодушный Митяй и, хмуро посапывая, смотрит на часы. (Ждет передачу с «Альтаира»!) Журавлихин занят своими делами, расчетами, ему не до Левки.
А как хочется поговорить, поспорить — например, о том, какая будет первая пристань или с какой скоростью идет теплоход. Митяй — ужасный спорщик, ничего не принимает на веру и всегда требует исчерпывающих доказательств. Почему он не верит Леве? «Не из-за своего же удовольствия задержался на фабрике, — мысленно оправдывался он. — Хоть и мало понимаю в производстве красок, можно сказать — почти ничего, но ведь хочется что-нибудь придумать в защиту ершей и судаков. Разве Митяй тебя поддержит? Никогда».
Усикову казалось, будто день померк и небо над Волгой не голубое, а грязное, серое. Упрямо молчит Митяй, Женя тоже не разговаривает — значит, нет прощения, а этого Лева просто не вынесет.
А день хорош все-таки! Солнце расплескалось на волнах — глазам больно смотреть. Ветер свистит в ушах, поет. Чайки плавают в синеве.
Не выдержал Лева, взмолился:
— Ну, что ж теперь делать со мной? Это самое… убивать?
Он сказал это искренне, без всякой тени усмешки. Надоело молчание, надоело слышать обиженное сопение Митяя. Все надоело. Он готов вынести худшее — позор, унижение, — только бы все оставалось по-старому.
Женя не выдержал и рассмеялся, но Митяй был неумолим. Еще бы — хорошо изучил характер «бывшего друга». Умеет он разжалобить любого человека, даже самой твердокаменной стойкости. Нет, Митяй сейчас не поддастся, он железный. Сколько раз прощал Левке все его прегрешения! Сколько раз мирился! Понимал ли он великодушие? Нет. Ну и не надо.
— Вот честное слово, больше не буду, — канючил Левка, и Митяй не мог различить, притворяется ли тот ребенком или это, как говорится, «крик наболевшей души».
— Ну, что ты ноешь? — разозлился Митяй. — Слушать противно! Здоровый парень, а корчит из себя младенца.
Но Левка не отставал:
— Уговор у нас был… это самое… вместе довести дело до конца. Был или нет? Я тебя, Митяй, спрашиваю! — В голосе его появились настойчивые нотки.
— Предположим, был, — уклончиво ответил Митяй, искоса посматривая на Женю. — Ну и что же из этого?
— Да не «предположим», а говори точнее: был или не был?
— Не понимаю, к чему ты клонишь? — Митяй пожал плечами и равнодушно отвернулся, чувствуя какой-то очередной Левкин подвох. На это он был мастер.
— Теперь скажи, — продолжал допрашивать Усиков, — если мы будем стоять спиной друг к другу, что получится?
