- Интересно!
- Вы не любите клубов, а я как раз начал бы с него. Мне хотелось попросить вас, чтобы вы на собрании объяснили все и рассказали о своем опыте. Гарантирую вам присутствие всех членов клуба...
- У меня страсть к числам. Я всегда спрашиваю: сколько?
- Всего там двадцать два человека...
Лицо Кирилла болезненно перекосилось: казалось, он хотел, стиснув зубы, подавить внезапный взрыв смеха. Но он только сказал:
- Это немного.
На следующий день Франя произнес громовую речь в клубе на тему ."Работа - машинам, людям - свобода!" Он говорил о необходимости распространять эту идею среди людей, бороться, а если надо, и умирать за нее, советовал уговаривать людей бросать работу, жить беззаботно и свободно, как птицы небесные.
Речь Франи произвела в клубе сенсацию. Многие ликовали, аплодировали, топали ногами и стучали небьющимися стаканами. Среди этого шума вдруг раздались оглушительные аплодисменты, разразившиеся с такой силой, будто одновременно аплодировал миллион человек. Аплодисменты перешли в грохот, поглотивший все остальные звуки.
Присутствующие зажимали себе уши и бросались к ящичку у окна, откуда исходил этот адский шум.
Кто-то из членов клуба, подбежавший первым к ящичку, схватил его и выбросил в окно. Сейчас же объявился потерпевший ущерб владелец и изобретатель ящика. Это был бывший дирижер, который хотел поразить собравшихся, в первый раз продемонстрировав свой аппарат. Он обиженно объяснял, что своим "самоаплодирователем" думал облегчить труд публике, избавив ее от необходимости аплодировать на концертах и спектаклях, и никак нe мог понять, почему никто нe хочет отказаться от права на свои собственные аплодисменты.
Незадачливый изобретатель отправился на улицу за аппаратом, а остальные продолжали аплодировать обычным способом - редкими или частыми хлопками, сдержанно или бурно, меланхолично или весело, в соответствии со своим темпераментом.
Однако были и не аплодировавшие вовсе. Пораженные новой идеей, они молча жались на своих местах и беспомощно, смущенно озирались. Некоторые из них, воспользовавшись поднявшейся кутерьмой с "самоаплодирователем", незаметно исчезли из зала.
Когда наконец воцарилась тишина, один из членов клуба, пораженный новой идеей, попросил слова. Он начал доказывать, что в интересах клуба лучше было бы помалкивать, не слишком обращать на себя внимание ревнивого общества. Его обозвали трусом и заставили замолчать. Франю как триумфатора подняли на руки, качали и носили по залу.
Кирилл скромно стоял в стороне. В порыве великодушия Франя решил было указать шумной толпе - там было около пятнадцати человек - на действительного автора идеи, но Кирилл вовремя остановил его. Он снова улыбался, и Фране теперь казалось, что в его улыбке кроется нечто большее, чем простое обещание.
С этого дня началась дружба между Франей и Кириллом. Каждый вечер в шесть часов раздавался звонок. Франя уже знал, кто звонит, и спешил открыть дверь. Случалось, что Кирилл запаздывал, и тогда Франя волновался, сердился и приходил в ужас от мысли, что ему вечером нечего будет делать.
Вместе они бродили по улицам, вместе ужинали, вместе посещали театры, балеты, концерты, вместе ходили во Дворец льда смотреть на ледяные феерии. Выяснилось, что Кирилл знал Новую Прагу гораздо лучше, чем Франя. Ему были известны многие тайные заведения, где можно было получить всевозможные деликатесы и тонкие закуски. Они были скрыты от глаз равнодушных к изысканной еде и открывались лишь перед теми, кто отдавал предпочтение гурманству, а думал не только о том, как бы наполнить желудок. Кирилл привел Франю в ресторанчик, такой крошечный, что, казалось, он весь мог поместиться на ладони. Ресторанчик носил старосветское название "У Шимачков". Кирилл конфиденциально сообщил Фране, что здешний повар сочетает в себе виртуозного исполнителя и композитора - он управляет отборным оркестром человеческих вкусов, который под его руководством исполняет целые симфонии.
У Франи, избалованного Маргариткой, был очень тонкий вкус, или, если можно так выразиться, абсолютные вкусовые обоняние и слух. Он прекрасно разбирался в самых сложных кулинарных произведениях. В ресторанчике он заказал себе копченый плавник морского черта, с удовольствием съел его и несколько преждевременно сказал, что никогда до сих пор не ел ничего подобного. Потом ему подали "блюдо Ли Чу-сина", названное так по имени повара-китайца. После ужина Франя заявил, что никогда впредь не будет говорить ни о каком кушанье, что оно самое лучшее.
Друзья пригласили к своему столу повара-виртуоза. Франя представлял себе его белым, обсыпаннйгм мукой, перекатывающимся шариком и был несказанно удивлен, увидев перед собой китайцавеликана с узкими умными глазками необыкновенно голубого цвета. В петличке у него был такой же ярко-голубой цветок. Повар стал рассказывать о своих успехах, а потом пожаловался, что у него много работы, да еще такой ответственной, что иногда ему хочется все бросить и поехать собирать ракушки на берегу моря. Слушая его, Франя только улыбался. Так говорят все эти работоглотатели; очевидно, это лишь пустое тщеславие.
Однако Кирилл ухватился за слова повара. Повидимому, он хотел блеснуть перед Франей, показать на деле, как надо агитировать "каждого человека в отдельности". Он говорил о работе с таким пренебрежением, что даже самому Фране стало страшно. Говорил о проклятии рода человеческого и для большей убедительности вытащил из бездны забвения легенду о каком-то Адаме и его возлюбленной, о том, как над ними, когда они убегали из рая, раздался громовой голос грозного бога-рока: "В поте лица ты будешь добывать хлеб свой!" Слова эти казались несколько странными; они могли, пожалуй, произвести впечатление на посвященных, но здесь, в ресторане, полном не выветрившихся еще запахов первосортного ужина, они звучали кощунственно и провокационно. Франя был уверен, что повар, конечно, не согласится с такой точкой зрения и просто посмеется над этими россказнями. Поэтому, чтобы поддержать Кирилла, он также подбросил полено-другое в огонь поджигательской речи Кирилла!
У Ли Чуксина вдруг загорелись голубые глазки.
Он стукнул кулаком по столу.
- Так, значит, можно жить и без работы! - озорно закричал он.
- Нет ничего проще! - подтвердил Кирилл.
- А как это сделать?
- Бросить работу и уйти...
Ли Чу-син продолжительно свистнул, задорно сбил с головы поварскую высокую митру. Но вдруг он помрачнел и уже без прежней уверенности развязал белый халат, повернулся к двери и молча вышел с упрямым видом, словно оскорбленный в своем достоинстве... "Вы не должны уходить, если вам не хочется!" - чуть было не крикнул ему вдогонку Франя.