Яма пахла гнилой сыростью и мышами, Михайлов напряжённо прислушивался к лесным звукам. Было удивительно тихо, ветер успокоился, и ему подумалось, что лось вообразился от игры света и теней, но всё же он так хорошо запомнился — голубой, с искрами в тёмных провалах глаз, правда, за звоном крови в ушах во время бега он не слышал топота лосиных копыт — был ли лось?
Перед рассветом пошёл редкий дождь, проник в яму, и Михайлов жадно слизывал капли с потрескавшихся губ. Когда совсем рассвело, он вылез из своего убежища. Нога в щиколотке распухла, наступать на неё было мучительно, и пришлось, чтобы передвигаться, выломать палку. Только к полудню он вышел к шоссе и голоснул белому «жигулёнку». Женщина за рулём было притормозила, но, глянув на Михайлова, газанула и умчалась. Он горько усмехнулся, представив себя со стороны, в изорванной одежде, с волосами, слипшимися от крови. Потом остановился самосвал, обляпанный бетоном. Шофёр из кабины с интересом рассмотрел Михайлова:
— Тебя что, собаки драли?
— С другом на рыбалке был, — соврал Михайлов. — Заблудился. Я заплачу…
— Чёрт с тобой, залазь, — разрешил шофёр. — Тут до города рукой подать. У меня вот тоже был случай… — И он стал подробно рассказывать про свой случай, про то, как тоже где-то заблудился.
Михайлов не слушал, стискивая зубы при каждом толчке. Он ехал, зная, что возвращается к своей неудовлетворённости и скуке, и жалел себя.
Снег состоит из миллиона миллиардов узорчатых снежинок. Он рассыпчатый, как сахарная пудра, лёгкий, как пух в бабушкиной подушке, и пахнет ванильным мороженым. На горке снежинки укатаны в твёрдую дорожку, санки так быстро несутся по ней, что, кажется, вот-вот взлетят выше домов. Дома все вместе называются Десятым микрорайоном и стоят близко от леса, где каждое дерево разукрашено блёстками, словно новогодняя ёлка. К лесу нужно идти осторожно, всё время смотреть под ноги, а то недолго провалиться в заметённый снегом фундамент, который строители почему-то осенью оставили.
— Ура! Каникулы! — кричит Вовка, летя на санках с горки. Зинуля сидит сзади, уцепившись за хлястик его пальтишка, и тоже громко кричит:
— Ура! Каникулы!
У Вовки настоящие зимние каникулы, он учится в первом классе, а у Зинули понарошку каникулы: двое ребят из младшей группы заболели свинкой и детсадик закрыли на карантин.
У Зинули с Вовкой на двоих одни санки, но зато такие красивые! Сиденье из красных и синих планочек, а полозья блестят — глазам больно! Санки подарил на Новый год папа, а Сашке, старшему брату, он подарил чудесные лыжи. Они так вкусно пахли деревом и лаком, что Зинуля потихоньку лизнула их. Сашка жадина: ни разочка не дал прокатиться на лыжах. Вы маленькие, говорит, а лыжи взрослые… сломаете ещё.
Он учится уже в третьем классе и воображает, что Зинуле всегда-всегда будет только шесть лет, а Вовке всегда-всегда семь с половиной. Как бы не так! Вот пройдёт немного времени, они подрастут, и папа купит им по чудесным лыжам.
Целыми днями пропадают Зинуля и Вовка на улице, только забегают домой быстро пообедать — и опять на улицу, пока не потянутся от домов длинные синие-синие тени. Зимой они всегда синие-синие, летом — цвета жидкого кофе, а весной — тёмно-розовые. Тени означают, что пора возвращаться домой, отряхиваться от снега, летом от песка и слушать, как ворчит бабушка из-за изорванного платья, поцарапанных коленок, а зимой из-за насквозь мокрых валенок.
Санки скатились с горки, должны были подпрыгнуть на твёрдом бугорке и долететь до тротуара, но тут появился Сашка. Он подставил ногу, санки перевернулись, и Вовка с Зинулей скатились в сугроб.
Зинуля выбралась из сугроба белая, как снегурка.
— Скажу маме! Задавала-воображала…
Вовка же сердито засопел, слепил снежок и запустил в Сашку. Снежок попал Сашке прямиком за воротник.
— Мы твои лыжи не трогаем, и ты не пинайся… Распинался тут…
Сашка вытряс из-за воротника снег и мирно сказал:
— Кончай, малышня, дело есть. Инопланетянин у леса приземлился — помочь надо.
— Врушка-болтушка! — закричала Зинуля. — И всё равно скажу маме! Ино… инопланетяне только в мультиках бывают.
— Честное слово! — сказал Сашка.
— Всё ты напридумал, — сердито заявил Вовка и потащил салазки на гору.
— Стал бы я с вами связываться, — презрительно сказал Сашка. — Ему малышня нужна, чтобы играли, а корабль заправлялся!
— Из-за тебя у меня все варежки мокрые, — сказала Зинуля.
— Возьми мои, — предложил Сашка. — Я вас к нему на санках отвезу. Поехали, что ли!
— Зачем он в лесу сидит? — спросил Вовка.
— Горючее кончилось. Я на лыжах шёл и увидал. Контакт установил.
— Ух ты! — поверил Вовка. — Взрослым надо сказать!
— Взрослые не помогут, они только напортят…
— А он не очень страшный? — спросила Зинуля.
— Увидишь. По-моему, не очень.
Тащить санки по снегу было тяжело, Сашка согнулся пополам, но не жаловался.
Так добрались они до котлована около леса, ещё давно вырытого строителями, занесённого теперь снегом.
— Во-он, смотрите!
На снегу лежало что-то похожее на толстый широкий матрац ярко-жёлтого цвета.
— Никакой это не космический корабль, — хмыкнул Вовка. — Не бывают такие корабли!
— Знала, знала, что наврал! — закричала Зинуля. — Это надувальный матрац, на котором по воде плавают!
— Тихо, ты! — шикнул на неё Сашка. — Услышит — обидится…
Он заложил два пальца в рот и тихо свистнул. И тут вдруг в центре матраца надулся и лопнул пузырь и из него показалась круглая зелёная голова. На голове помещались большие вытаращенные глаза и уши-лопухи.
Зинуля взвизгнула и хотела было удрать, но Сашка успел ухватить за воротник:
— Стой, трусиха!
Инопланетянин выпрыгнул из пузыря, оказавшись ростом с трёхлетнего ребёнка. Он очень теперь походил на громадную лягушку, которой вздумалось ходить на задних лапах. На животе у него болталась чёрная коробочка неизвестного назначения, а за ушами трепетали два тонких усика.
— Он некусачий? — шёпотом спросила Зинуля.
— Хуже нет связываться с девчонками! — сплюнул Сашка сквозь зубы. — Привет! — помахал он инопланетянину. — Вот малышню тебе притащил — они разную ерунду умеют выдумывать…
Инопланетянин тронул лапкой чёрную коробочку на животе, и она вдруг заговорила металлическим голосом:
— …Приветствую детей по разуму… Сбился с курса… Отсутствие горючего… Корабль заправляется фантазией детей…
Переступая, он дрыгал задними лапками, и на снегу оставались треугольные следки.
