Игоря тоже не водили больше в зал с экраном.
На все просьбы Бурдина выпустить его из каюты луиане отвечали решительным отказом. Только Лаоа относился к людям более или менее доброжелательно. Молодой луианин внимательно вслушивался в речь Игоря, глаза его при этом весело поблескивали. Молодость быстрее завязывает дружбу. В Игоре луианин чувствовал что-то родственное складу своего характера. Лицо Лаоа выражало живое любопытство, участие. Но и он на просьбы выпустить из каюты отрицательно качал головой.
Иван Нестерович ограничивался пока тем, что ощупывал стены, ножки каркаса, пытаясь определить, из какого металла они изготовлены, мысленно составлял планировку космического корабля. Часто его охватывало беспокойство за Светлану. На все расспросы Ивана Нестеровича о девушке Лаоа отвечал уклончивым: «Саиба».
— Деспот у них Саиба, — сказал Игорь, — как хан монгольский. Какие планы у вас, Иван Нестерович?
— Планы у меня, Игорь, опасные. Нам дали задание разгадать тайну астероида 117-03. И вот — тайна перед нами. А мы сидим под замком. Если нам и удастся что-то увидеть, мы обязаны возвратиться на Землю, иначе все это не принесет пользы.
— Знаете, кто нам поможет в этом?
— Ну?
— Лаоа.
— Пока на это нет никакой надежды.
— Подождите, Иван Нестерович, подождите.
— Да, но долго ждать нельзя. Неизвестно, как скоро и какая может наступить развязка.
Долго ждать не пришлось. Однажды Лаоа появился в необычное время. В руках вместо чашки он держал знакомое Бурдину кольцо для чтения мыслей, портативную рамку с сеткой и небольшую черную коробку — генератор. Молодой луианин замер в дверях, прислушиваясь, настороженно глядя то на Игоря, то на Ивана Нестеровича. Потом он оглянулся, рядом с ним выросла вторая фигура.
— Иуэа, — Лаоа обнял за плечи своего товарища.
— Будьте как дома, — сказал Игорь, обнимая в свою очередь Лаоа. Бурдин улыбнулся — уж очень живописной была эта троица: земной человек и два луианина.
Лаоа поставил рамку на тумбочку и положил кольцо на колени Ивана Нестеровича.
— Земля, — попросил он.
— Земля, — подтвердил его товарищ.
— А Саиба? — спросил Иван Нестерович.
Вместо ответа молодой луианин вытянул руку в сторону окна.
— Ясно? — Игорь многозначительно поглядел на Бурдина. — Они пришли нелегально. Выбрали время, когда в корабле нет Саибы. Значит, не всем он здесь по душе.
Если Саиба заставлял показывать мир Земли, преследуя свои определенные цели, то Лаоа и его другом руководило чисто человеческое любопытство. Показывал Игорь. Луиане увидели стадионы, футбольные встречи, состязания по гребле, прыжки с трамплина — все спортивные увлечения штурмана. Это им понравилось.
На минуту Игорь задумался. На экране возник снежный буран. Бесновалась вьюга среди земной полярной ночи. На снег один за другим опускались реактивные конвертопланы. Это первые отряды, состоявшие из молодежи, начали решительное покорение климата Арктики.
Сюда летчик Лобанов доставил сварщицу Горяеву, здесь же он с ней и познакомился. Вот она сваривает первые балки будущего атомного каскада, который растопит льды и снега Заполярья.
Ему пришлось лететь с обмороженной Ольгой в Москву.
Сколько он пережил в те трудные дни… не за себя, конечно, а вот за нее, Олю.
Работа в Заполярье не прекращалась ни на минуту. В ночи вставал корпус за корпусом. Конвертопланы со всех концов страны доставляли все новые отряды добровольцев, в основном молодежь.
Бурдин искоса наблюдал за луианами. Они превратились в бронзовые изваяния, оба атлетического сложения, с буграми мускулов, с чистыми мужественными лицами. Наверное, такими были гладиаторы древнего Рима. Вот только непривычный вид их конечностей смущал Бурдина.
Утомившись, Игорь снял кольцо с головы. Луиане разом вздохнули и выпрямились.
— Луиада, — Иван Нестерович указал на экран.
Лаоа отрицательно покачал головой.
— Э, дружище, так не годится, — сказал Игорь, — Мы хотим видеть Луиаду.
Лаоа опять покачал головой, лицо стало озабоченным. Но вдруг в глазах его мелькнула догадка. Он надел кольцо. На экране появился ребенок лет пяти, которого поднимал в люк космического корабля взрослый луианин. Ночь, бетонная площадка, огни скрытых в темноте строений — все это было расплывчатым, неясным, как очень далекое воспоминание. Луиане торопливо поднимаются в люк корабля… Стремительный взлет… Исчезающая в пространстве Луиада…
— Они покинули ее в детстве, — догадался Игорь, — и хотят сказать, что ничего не помнят. Иван Нестерович, зачем им потребовалось брать с собой детей, как вы думаете? Ведь получается, что они уже лет двадцать пять колесят между звездами.
— Не меньше, — согласился Бурдин.
— Где находится ваша Луиада?
Лаоа опять не понял. Иван Нестерович попросил кольцо. На экране появилось темное звездное небо. Бурдин указал на голубенькую звездочку:
— Земля, — и спросил: — А Луиада?
Лаоа стал пристально вглядываться в узоры созвездий. Потом его палец протянулся к созвездию Большого Пса и указал на Сириус, звездочку, которая своим то бриллиантовым, то изумрудным, то рубиновым блеском украшает ночное небо Земли.
Дивной красоте Сириуса поклонялись древние египтяне, они посвящали ему божественные гимны, веруя, что именно Сириус знаменует собой благодатный разлив Нила.
Расстояние, пред которым пасует человеческое воображение, лежит между Землей и этой звездочкой. Девять лет требуется световому лучу, чтобы преодолеть его. И как Земля вращается вокруг Солнца, так Луиада вращается вокруг Сириуса. Но Луиада имеет и второе светило, огромного раскаленного спутника Сириуса, его меньшего собрата.
— Сириус… Ты представляешь, Игорь, с какой скоростью должны были они лететь, чтобы добраться до нашей солнечной системы за двадцать пять лет? Нашему ракетоплану потребовались бы века. — Иван Нестерович, похрустывая пальцами, прошелся по каюте. — Даже рискуя собственной жизнью, мы должны — нет, мы обязаны! — познакомиться с механизмами корабля.
Беседа прервалась гудением сигнала у входного тамбура.
Луиане поспешно покинули каюту.
Спустя несколько часов они вновь появились в каюте. С помощью экрана объяснение между ними и людьми протекало довольно оживленно. Раз услышанное слово запоминалось ими с необыкновенной легкостью. Они обладали, кроме того, несравненно большей логикой мышления, нежели Бурдин или Лобанов.
События, возникавшие на экране, осмысливались ими с такой точностью, которая приводила в восторг Игоря, а у Бурдина вызывала чувство уважения.
