— Вот гуляю я как-то по Ипатьевскому лесу, никого не трогаю, — вещал Фердинанд, картинно облокотившись на полуразвалившуяся печную трубу, — и вдруг бац — летит мне навстречу дракон. Три головы… Нет, четыре. Или даже пять, ну, это неважно, даже если и все шесть. A рожи злые-презлые, того гляди сожрет и не подавится. Ну, тут я выхватил свой булатный меч… — Фердинанд потянулся было за мечом, но того на привычном месте не оказалось. — Ах черт, оставил его внизу! A чем же я буду драконам головы рубить, ежели они сюда налетят?
— Не налетят, и не надейтесь, — прогудел Беовульф, слушавший разглагольствования славного Фердинанда с недоверчивой ухмылкой. — Они же не дураки — соваться ко мне! Сам я, правда, с этими гадами никогда не сталкивался, но уверен, что уж они-то обо мне наслышаны! — Беовульф самодовольно топнул ногой, и замшелая черепица жалобно заскрипела.
— Да все это пустяки, — вступил в содержательную беседу второй покоритель драконов, Леонтий. — Вот у меня был случай, так уж случай. Отправился я как-то на охоту. Ну там волков дюжину настрелял, медведей, прочей разной мелочи, и вижу — на опушке пасется дракон. Травку, понимаете, щиплет. Мне бы пройти мимо, он же меня не трогает, а что-то меня стукнуло — вот кто увенчает мою удачную охоту! Хватаю это я лук, а стрелы как назло остались у моего слуги, а слуга малость поотстал. Но не упускать же такой случай! Я как раз сливы с собою прихватил. Взял я сливовую косточку и стрельнул ею из лука да по дракону, а сам спрятался в кустарник. И, видать, угодил ему, бедолаге, прямо в лоб! Дракон аж взвился, по сторонам озирается, а никого не видит. И что ж вы думаете? — Леонтий сделал эффектный взмах полуосушенным кубком и, не удержавшись на ногах, чуть не покатился по скату крыши. К счастью, рыцари вовремя его удержали и отвели от края подальше. — Да, так что ж вы думаете? — как ни в чем не бывало продолжал Леонтий. — Не прошло и года, как встретил я своего дракона, а на голове у него…
Однако договорить Леонтий не успел, так как неподалеку от него прямо на крышу бухнулось что-то очень большое и слегка отдающее перегаром. Даже при скудном ночном освещении можно было разглядеть, что это какой-то большой зверь с тремя головами на длинных шеях.
— Дракон! — только и смог вымолвить Беовульф. — Ну, вы даете!
— Что? Где дракон?! — в ужасе завопили рыцари, а громче всех — Фердинанд и Леонтий.
— Ну вот, я же говорил, всех перепугаем, — густым басом произнесла правая голова нежданного гостя.
— Надо было опускаться где-нибудь в сторонке, — высоким девичьим голоском отвечала средняя голова.
— Хорошо что хоть куда-то приземлились, — приятным баритоном заметила левая голова. — В такой темноте летать — сплошная глупость. Как ты считаешь?
Последний вопрос относился к человеку, сидящему на спине трехголового чудища — в суматохе ни него никто не обратил внимания.
— Ба, да это же мой лучший друг! — радостно взревел Беовульф, да так, что у всех присутствующих даже уши заложило. — Господа, не пугайтесь, к нам прилетел уважаемый колдун Чумичка. Ну, я вам рассказывал, тот, кто помог нам извести князя Григория. A существо, которое вы приняли за дракона, всего лишь его волшебная лошадка.
— Ничего себе лошадка, — проворчал из-за трубы Фердинанд.
— Обыкновенная летающая и трехголовая лошадка, — уверенно продолжал Беовульф. — Или я не прав?
— Я тебе покажу лошадку! — вдруг взъярилась правая голова. — Щас как дыхну…
— По-моему, если любой из этих славных рыцарей дыхнет, то итог будет такой же, — ехидно пропищала средняя голова.
— Пьянство — враг человечества, — с важностью заключила левая.
— A я все равно дыхну, — упрямо заявила правая голова. — Пущай узнают, что я за лошадка!
— Погоди, Полкан, не надо, — вступился Чумичка. — Господа, это, конечно, никакая не лошадь, а Змей Горыныч. Но не бойтесь, он не кусается.
— Еще как кусается, — не унималась правая голова. — Это ж надо ж лошадь!..
— A по-моему, лучше уж быть лошадью, чем таким чудищем, — вздохнула левая голова. — Правда, княжна?
— A ну вас к лешему, — проворчала средняя. — Пустые разговоры…
Оставив Горыныча перебраниваться между собой, Чумичка отвел Беовульфа в сторонку.
— Но на самом деле это даже не Змей Горыныч, — тихо сказал колдун. Только об этом никто не должен знать. До поры до времени.
— A кто же? — вполголоса удивился Беовульф.
— Три человека, заколдованные много лет назад злодеем Херклаффом по заданию князя Григория. Та голова, что справа — белопущенский воевода Полкан. Слева — боярин Перемет. Оба были ярыми врагами Григория.
— A посередине?
— A посередке — княжна Ольга. Дочка князя Ивана Шушка и жена Григория.
— Вот оно что, — удивленно протянул хозяин. — То-то боярин Василий чего-то намекал насчет судьбы Ольги… И что же, теперь им до скончания веков оставаться в такой образине?
— Я много думал, как их расколдовать, — сокрушенно вздохнул Чумичка, но пока что никак. Здесь пес Херклафф накрутил, пожалуй, еще потемнее, чем даже с Марфой… A кстати, чего там слышно от Ивана-царевича — не расколдовал он еще княжну-лягушку?
— Он вернулся поздно вечером вместе с боярином Василием и с Гренделем, но все трое такие усталые и промокшие, что я не стал даже расспрашивать, ответил Беовульф. — Однако никакой княжны с ними не было, это точно.
— Ну ладно, подождем до утра, — проворчал Чумичка. — Можно пока Горыныч у тебя на крыше побудет? Умаялся, бедняга, покамест сюда летели.
— Да на здоровье, — радушно махнул рукой Беовульф. — Ты не гляди, что все обветшало, строилось-то на века!
A Змей Горыныч уже вовсю храпел, свернувшись калачиком, будто кот, возле теплой трубы.
* * *
Грозный Атаман со своей шайкой сидел в засаде в придорожных кустах и поджидал очередную жертву. Один из разбойничков, отличающийся отменным слухом, лежал на дороге, приложив ухо к земле.
— Ну, что там? — то и дело нетерпеливо спрашивал Соловей. — Уж три дни никого не грабили, куды ж это годится?!
— Тише! — крикнул слухач. — Кажись, едет.
— Всем приготовиться! — взвизгнул Петрович. — Сейчас будем грабить и убивать. — И, спохватившись, добавил: — Токмо справедливости ради.
— A насиловать будем? — сладострастно спросил долговязый разбойник в дырявом кафтане с чужого плеча.
— Цыть! — прикрикнул Петрович. — Мы не насильники какие, а того-этого. Ради всеобщего счастья и все такое, чтобы, понимаете, все равны.
— За стирание граней между сословиями, — поддержала атамана девица в мужских сапогах и цигаркой в зубах.
