Он бегло просмотрел немногословные тексты сообщений. На разные лады подавалась одна и та же история, как профессор Барнет, доставленный после дорожной катастрофы в лабораторию Притта, подвергся вивисекции. Пользуясь беспомощным состоянием пострадавшего, обманув его жену, злодеи в белых халатах извлекли мозг у своей жертвы, а тело похоронили. Над живым мозгом проделывают всевозможные эксперименты, заставляют его работать как вычислительную машину. В заключение все авторы газетных статей призывали власти "положить конец преступной деятельности…"
Его охватил страх. И хотя он уже давно был готов к этому, все же действительность оказывалась куда более грозной, чем он мог себе представить мысленно. Опять стало нехорошо, во рту появилась горечь, похолодели и стали липкими ладони. Из этого состояния его вывело появление Макса, пришедшего звать к телефону. Он сделал усилие над собой, сунул газеты Максу и направился к аппарату.
Звонил мистер Майкл. Он передал указание Босса, никому не выходить за пределы лаборатории.
— Начинается осадное положение, — невесело сказал он. — С неделю, думаю, вам придется посидеть взаперти. К вечеру будет оборудована спальная комната.
Все, что надо доставить из дому, вам принесут, — скажете дежурному охраннику. Городские телефоны отключаются: так мы убережем вас, коллега, от газетных и телевизионных дьяволов. Для связи остается только "тет" в вашем кабинете, пусть там кто-нибудь находится постоянно. Придется, конечно, позаботиться и о вашем питании. Ну, что еще? Да, ни в коем случае не давать никому интервью! Это — приказание Босса, слышали? Корпорация принимает ответные меры. Уверен, все обойдется. Босс заминал и не такие дела… Как новичок, не вышел на связь?.. Это плохо. Постарайтесь, дорогой коллега, порадовать нашего шефа…
— Сурен, тебе придется отправиться в Теритаун, — сказал, отбрасывая последнюю прочитанную газету, О'Малей. — Как видишь, ни одному газетчику не удалось добраться до наших знакомых. Самого главного, чего ждет нетерпеливая публика, так и нет. Я имею в виду интервью с учеными. Вдова отрицает все начисто — они ей хорошо заплатили! — даже грозится привлечь за клевету…
В общем, шум хотя и большой, а у юстиции нет оснований для возбуждения дела.
— А почему бы и в самом деле не произвести эксгумацию, как требует "Чикаго сан"?
— Ого, милый мой! Для этого необходимо согласие вдовы или же специальное судебное решение. А я же только что сказал: у юстиции фактов маловато. Вот в чем дело, дорогой. Потому-то придется ехать тебе и прямо сейчас, — О'Малей начал излагать своему подчиненному план "взятия крепости", который созрел у него в голове после того, как, внимательно изучая прессу, он убедился, что колесо могучей газетной махины пробуксовывает на месте, и если не подсыпать сейчас песочка, то и вовсе станет.
— Осторожно, не возбуждая ничьего любопытства, ты должен раздобыть в мэрии план подземных коммуникаций города и переснять его. Особенно нас интересуют детальные данные о коммуникациях в районе лаборатории Притта и прилегающих к ней кварталов. Мы должны найти достаточно широкий туннель, по которому любой из нас мог бы проникнуть прямо в здание лаборатории.
— Шон, ты — голова!
— Ладно… Специалисты полагают, что излучение подобного рода не должно проникать под землю глубже, чем на полметра. Понял?
— Боже мой, чего тут не понять?
— Мы проберемся туда не одни — с нами пойдет любой репортер. И пока охрана лаборатории спохватится, газеты получат такую обильную пищу, что, пожалуй, и в конгрессе заговорят об этом деле…
На третий день осады хладнокровие изменило Притту. Возможно, сыграла свою роль неудача в попытках войти в контакт с мозгом неизвестного инженера.
Противное чувство страха и неуверенности в себе охватили его душу.
Ассистенты вели себя куда спокойнее, и это еще более раздражало Притта, он не хотел признаться им в своей слабости, только еще более отчуждался от коллег, замыкался в себе. Он не пошел спать в свой кабинет и положил там Макса, чтобы кто-то мог ответить на сигнал "тета". А сам устроился у биотрона, поближе к Дэви. В эти дни Барнет стал ему самым близким человеком, с которым он и делился обуревавшими его чувствами.
Испытывая тягостное волнение за судьбу Дэви, за судьбу своего открытия, он начал готовиться к отражению нападения. Тайно от всех вооружил Барнета новым излучателем биоволн. Попавший под его действие разражается неудержимым хохотом, рвущим внутренности, и, если излучение не прекратится, через полторы-две минуты человек гибнет в судорогах.
Мало того, испуганный Притт установил ежедневный пароль, по которому Барнет допускает к биотрону сотрудников. Руководитель предупредил всех, чтобы без пароля никто не входил в зал — святая святых, ибо это теперь опасно для жизни.
— Я прошу понять меня, — сказал он им, чувствуя потребность оправдаться. — Нам ежеминутно угрожает банда газетчиков, полицейских и всяких темных личностей. Хотя мы под защитой излучателя забвения, они могут подкупить охрану, могут сделать все, чтобы только выведать нашу тайну. Но я вас заверяю, что никто живым не подойдет к биотрону. Человек Без Оболочки будет сам защищать себя. А ему, как известно, терять нечего…
Альберт и Макс спокойно восприняли новый порядок. Пол выразил недовольство, проворчав: "Могущественная корпорация сама найдет силы защитить нас. Напрасно мы создаем трудности для себя", однако подчинился, так как привык подчиняться приказам старших.
За эти же дни Альберт стал совсем другим. Он крепче сдружился с Максом и перед лицом газетной свистопляски ощутил солидарность со своим учителем. В этой сенсационной шумихе он улавливал скрытую враждебность науке, а ханжеские выступления святош и "стопроцентных" американцев, вопивших о "чудовищном покушении на христианскую мораль", воспринимал как вызов темных сил.
И он с ожесточением принял этот вызов, забыв о своей недавней оппозиции. В отличие от Притта, молодой ученый не растерялся. Вместе с Максом они вдохновенно трудились над разгадкой тайны мозга, отказавшегося вступать с ними в контакт. Им помогал Барнет своим тонким и быстрым математическим анализом.
Еще в первый день неудачи Пол высказал предположение, что этот мозг работает совершенно в другом диапазоне, нежели настроен их биотрон. Еще не успели они вдуматься в смысл этого, как Притт резко возразил.
— Ерунда! — раздраженно сказал он. — Миллс проводил свои опыты на десятках, сотнях голов в одном диапазоне — от альфы до лямбды и не встречал препятствий.
Теперь же Макс и Альберт ухватились за эту мысль и начали лихорадочно перечитывать труды создателя биотрона. Такой работы Миллс никогда не выполнял, на главные мозговые центры он не воздействовал, а лишь на отдельные рецепторы — в этом состояла их надежда, что Миллс не мог, естественно, утверждать универсальность найденной им полосы частот. Но что-то должен же был сказать он в отношении расширения диапазона в будущем, ну, хотя бы высказал какие-то предположения теоретического порядка!..
