Но Кольцов внезапно смолк. Глаза его изумленно расширились. «Пробрало», — торжествовал Иван. Он чувствовал: старый мастер увидел картину и «услышал» ее.
Увидел полотно, где все трепетало и мерцало, воздух струился, а краски светились, взаимно проникали друг в друга и… говорили, пели, звучали.
Минуту или две художник находился целиком во власти картины. Потом взгляд его переместился в нижний угол, где чуть приметно светилась подпись.
— Верно, — прошептал он. — Поразительно верно.
Наконец Иван оторвался от полотна и повернулся к Ивану.
— Где мальчик? А ну подай мне его сюда! Ах да, сбежал… Найти! Немедленно найти!
— Ищут.
— Да ты понимаешь, что это такое? Редчайшее явление! Связать в одно целое живопись с музыкой, искусство пространственное с искусством временным удалось пока лишь одному Ришару.
— Я слышал эту легенду, — кивнул Иван.
— Ришар — не легенда! Я ведь стар, как библейский Мафусаил, и лет сто назад, в дни юности, был знаком с Ришаром — астролетчиком и художником исключительной и трагичной судьбы. А талант — это судьба и богатство чувств… В распоряжении Ришара оказались только что изобретенные тогда объемные и светящиеся краски. И он сотворил живописно-музыкальное чудо. Но картина и ее творец погибли во время извержения венерианского сверхвулкана. А нейтронных молекуляторов тогда еще не было… У нашего Сани тоже исключительная судьба. И все, что он пережил, передумал, нашло выражение в «Полонезе». Да, талант — не только природное дарование, это прежде всего судьба, сама жизнь! Не такая, конечно, как у Юджина Веста. Этот одареннейший байбак душевно пассивен, готов всю жизнь пролежать на боку…
— Ты несправедлив. Юджин много работает.
— «Работает»… — усмехнулся Кольцов и показал на картину Сани. — Работать надо вот так! А про Юджина мне только что сообщили: отправился в длительный туристский круиз. Того и гляди, станет «вечным туристом»…
«Полонез» старый художник решил взять с собой. Заодно прихватил «Свет и тьму».
— Жюри еще не закончило работу, — пояснил он. — И мы вместе подумаем, что делать.
Этот грузный и обычно медлительный пожилой человек удивил Ивана своей напористостью и расторопностью. Вечером того же дня Яснов увидел его возникшим из облака связи.
— Удача! — возгласил Кольцов. — «Свет и тьма» уже в пути на всемирную выставку, а «Полонез» в виде исключения сразу отправляется в Солнечную галерею. Так что можешь поздравить Саню с почетнейшим званием лауреата «Золотого кольца».
Иван вяло поблагодарил. Тревожные мысли, мелькнувшие еще утром, в саду, с новой силой завладели им. А тут еще Зина подлила масла в огонь. Едва успел Денис Кольцов «раствориться», как облако связи вновь заструилось.
— Я боюсь! — Зина едва сдерживала слезы. — Саня уже не мальчик, чтоб прятаться в лесу. Тут что-то другое…
Опасения Зины и недобрые предчувствия Ивана сбылись. Утром из облака связи явился Октавиан Красс. Вид у «бога вечности» был весьма бледный.
— Саня… — начал он и замолк.
— Что — Саня? Говори же!
— Его искали не там… Он прятался у нас, в «Хроносе, в металлический лесах энергосистемы.
— А сейчас?
— Сбежал… В свою эпоху.
Октавиан сжато и отрывисто рассказал, как все произошло. Сане удалось погасить роботов, охранявших «Скалу». Сбежал он не в мягком комбинезоне, а в полускафандре с жестким корпусом…
— Сейчас я буду у вас, — коротко бросил Иван и кинулся на стартовую площадку.
Из «ласточки» он выжал предельную скорость и через семь минут был у хроноэкрана.
Здесь собралось около десятка сотрудников «Хроноса».
— Скоро «Скала» реализуется на Горе Духов, — говорил Октавиан. — Хроношока у Сани не будет, ведь он абориген той эпохи.
Хроноглаз отфокусировался и нацелился в сторону Горы Духов. Кроны деревьев уже окутались в зеленый, полупрозрачный весенний бархат. На гибких ветвях появились клейкие листья, слышался их влажный лепет. Стоило, казалось, протянуть руку — и пальцы коснутся верхушки ближайшей березы.
Между стволами виднелись ярко освещенные солнцем одиночные островерхие скалы, отороченные внизу яркой майской травой. Внезапно, как гриб с острой шляпкой, выросла еще одна скала, ничем, казалось, не отличающаяся от своих сестер.
Трещина в камне разошлась, превратилась во вход. Оттуда, из капсул времени, высунулась голова — точнее, непрозрачный колпак полускафандра.
Секунду-другую Саня колебался, потом осторожно ступил на поляну перед «Скалой», откинул колпак и огляделся по сторонам.
— А «Скалу» забыл закрыть, — прошептал кто-то.
— Он вернется, — с надеждой сказал Октавиан.
Надеждам этим как будто суждено было сбыться. Саня взглянул вверх и наверняка увидел звездочку — хроноглаз. На лице юноши отразилась растерянность. Тревожное мигание звездочки он, конечно же, понял как приказ вернуться. Не спуская с него завороженного взгляда, Саня попятился, нащупал за спиной неровные края входа в «пещеру» и наполовину скрылся в ней. Еще полшага, и вход закроется, капсула автоматически начнет обратный бег во времени.
Затаив дыхание, все ждали этого полушага. Но Саня, в нерешительности постояв, вдруг кинулся прочь от «Скалы». Ее зев остался открытым… Юноша миновал седловину и вскоре показался на вершине. Остановился перед затейливо изогнутыми скалами — «духами Фао». Потом зашел под крону березы с раздвоившимся снизу стволом. Ее почки только начинали распускаться. Сквозь мелкую листву, как сквозь зеленую кисею, видно было, что делал Саня. Он сел на камень — излюбленное место колдуна, взял палку и поворошил еще не погасшие угли.
Горькая жалость пронзила Ивана. О чем думал сейчас Саня? Может быть, вспоминал свою встречу с «колдуном Ваном» и ночь, проведенную у костра?
— Посидит, подумает и — вернется, — Октавиан еще хотел надеяться на благополучный исход.
Однако Саня, как видно, возвращаться не собирался. Он встал и начал спускаться с горы по тропинке, протоптанной Ленивым Фао.
— Что он делает? — разволновался Октавиан. — Скоро на тропинке появится колдун.
Он уже где-то у подножия. Они столкнутся!
Но Саня недаром провел много часов у хроноэкрана. Он запомнил, как будет протекать жизнь племени в ближайшем будущем. Юноша остановился, накинул на голову колпак и свернул с тропинки в кустарник.
Вскоре на хроноэкране показался Ленивый Фао. Немощный и дряхлый, он сильно горбился, брел медленно, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Склоны горы так густо поросли высоким кустарником, что трудно было сказать, наблюдает ли Саня за колдуном или спускается вниз. Иногда казалось, что спускается, — ветви на склонах колыхались. Но раскачивать их мог и налетавший порывами ветер.
