— Он выглядит неважно, — сказал начальник Дагл. — Вчера его продуктивность снизилась наполовину, а сегодня он вообще никуда не годен. Ладно, пропустите его через стандартную процедуру. Нельзя, чтобы он киснул дальше.
Они пропустили. Процедура была зверская. Невиннейшего праведника она превратила бы в ревущего дьявола. Даже наблюдатели обычно багровели от ярости, глядя на происходящее, и не было предела для ответной реакции со стороны жертвы. Гневни перенес все со сдержанной грустью. А уж если не помогает стандартная процедура, что еще тут поделаешь?
Унтер-доктор Котрел набросился на Джорджа:
— Злись, грязный сукин сын! Злись, старая полоумная обезьяна! Злись, глупая свинья! Злись, упрямый осел!
Они позвали остальных. Они пригласили даже Передачу — в надежде, что она окажет на него более выраженное влияние, нежели днем раньше. Но Гневни, увидев ее, оживился.
— Ах, это моя дочурка! Я отсылал тебе сообщения весь вечер и всю ночь, но, полагаю, ты их не получила. Так чудесно увидеть тебя снова.
— Почему, старый бездельник? Так это ты слал мне сообщения? «С любовью, папа»? В цехе, где меня сделали, я никогда не слышала ничего подобного!
— Не будь жестокой, Передача. Ты — единственное, что заботит меня в этом мире. С тобой я могу стать новым человеком.
— Ладно, не будучи человеком, думаю, я могу быть человечной. Я присмотрю за тобой, уродливый папа. Но они не хотят, чтобы ты становился новым человеком; прежний ты устраиваешь их больше. А теперь позлись ради людей. Это твоя работа.
— Знаю, но я больше не могу. Я тут подумал, Передача, раз ты моя дочь, в некотором смысле — кортин от моего кортина и адреналин от моего адреналина, — мы могли бы сбежать куда-нибудь и…
— Святой свинтус! — унтер-доктор Котрел перешел на визг слишком высокого тона, чтобы его могло воспринять человеческое ухо, поэтому вероятно только Передача услышала его и покраснела. И тогда Котрел разошелся вконец. Он лягал Гневни и колотил его кулаками. Он визжал, рыдал и злобно бормотал. А когда издаваемые им звуки снова стали членораздельными, все услышали:
— Злись, черт тебя побери, злись!
Котрел был худощавый, но жилистый и мускулистый, и сейчас жгуты мышц и струны сухожилий вызывающе выделялись на его черно-фиолетовой коже.
Этот человек откровенно взбесился, будучи раздосадован на Гневни. Пузырящаяся пена с его губ запятнала комнату — такого вы не могли ожидать от унтер-доктора Котрела.
— Ну и ладно, — произнес начальник Дагл. — Продуктивный период Гневни все равно подходил к концу. Лучшие из них хороши только год или два, — темп ужасный. Нам повезло, что у нас есть замена.
— Замена? — прорычал Котрел, багровый от злости. — Он обязан разозлиться! Нет никакой замены. — И продолжил колотить Гневни.
— Думаю, начальник подразумевает вас, — вклинился обер-доктор Ратрейсер. — Да-да. Я уверен.
— Меня? Я унтер-доктор Котрел! Я зарабатываю 500 гузмандов в месяц!
— А теперь будете зарабатывать пять, — сказал начальник Дагл. — Беспросветная нищета — сопутствующее обстоятельство вашей новой работы. Раньше я лишь подозревал, что у вас есть дар. Теперь я уверен. Приступайте немедленно. Позже или, я надеюсь, раньше, вы станете лучшим среди «очень сердитых людей».
Котрел стал им, причем немедленно. Гневни был хорош. До него Ват считался одним из лучших. Но, если учитывать продолжительность крика и накал скандала в целом, то не было доселе таких представлений, какие давал теперь Бешенный Котрел, проникшийся духом новой работы.
Не было на свете человека свирепее его!
Перевод С. Гонтарева
Это случилось на Гипподамии.[8] Впрочем, название не столь важно. Десятки тысяч астероидных станций по всему свету мало чем отличаются друг от друга.
Неттер откинулся в кресле, отделанном мягким живым мхом, и открыл было рот, чтобы начать беседу с существом из тупика, но увидел крупную усатую голову на стене и похолодел.
Это была одна из вещей, ради поиска которых он прилетел, — точнее ее часть. Крупная, с бородой и усами голова капитана Кальбфляйша украшала стену гостиной, водруженная туда как трофей, среди прочих трофеев.
— Боже милостивый, это человек! — тот, к кому он обращался, не был человеком. — Вы повесили на стену человеческую голову, — произнес Неттер дрогнувшим голосом.
— Чей Боже милостивый, ваш или мой? — прохрюкал в ответ Порцелус. — Они не одно и то же, в противном случае их неверно описали. Да, человеческая голова. Я давно мечтал о такой. Вы заметили, что я выбрал для нее лучшее место в центре стены. Теперь у меня есть по меньшей мере по одной голове каждого интересующего меня вида. Некоторые из голов гораздо крупнее, чем у вашего друга Кальбфляйша, и, в отличие от него, имеют украшения. Жаль, что у людей нет размашистых рогов; тогда бы они были само совершенство. Но даже без них голова Кальбфляйша — лучшая в моей коллекции. Поистине великолепный экземпляр!
Так оно и было.
— Кальбфляйш носил прекрасную голову, — добавил Порцелус и хохотнул. — Несмотря на выдающуюся храбрость и характер, большой капитан не отличался сообразительностью.
Голова была огромная, с растрепанными волосами и застывшей на лице гримасой, как будто Кальбфляйш умер, терзаемый ужасом и отчаянием.
— Естественно, вы убили его, — произнес Неттер сухим тоном, в то время как его нервные пальцы плели ромал. — Поэтому, так или иначе, мне придется убить вас, или вам меня.
— Я не убивал, — возразил Порцелус, потное свинообразное существо. — Я не убил бы даже букашку. У вашего друга было горячее сердце, и в конце концов оно не выдержало. Он проявлял необычную активность, особенно в день смерти.
— Где его тело, жирная свинья?
— Мой переводчик содержит только грубое представление слова «свинья», и я предполагаю, что вы пытаетесь нанести оскорбление с его помощью; но у меня толстая кожа. Я не мог использовать его тело, Неттер, оно моментально испортилось. По-видимому, вы, люди, узнав о приближении кончины, должны начинать делать себе инъекции за три или четыре дня до смерти; тогда ваши тела не будут портиться так быстро. Не представляю, почему он пренебрег этим, я не ожидал такого развития событий. Но мне посчастливилось спасти его голову.
— Мы, люди, не знаем, когда умрем, — сказал Неттер. — Что за блюдо вы подали на стол? Очень вкусно.
— Да, припоминаю, Кальбфляйш говорил, что не знал, когда умрет, а я полагал, что он шутит. Поскольку вы говорите то же самое, это должно быть правдой для вашего вида. Название блюда не скажет вам ничего, однако у вас есть близкая аналогия для способа его приготовления. Я прочитал в земной книге, принадлежавшей капитану, про гусей, когда искал что-нибудь о свиньях. Иногда вы пускаете живых гусей… потанцевать на горячей сковородке перед тем, как отрубить голову. Это возбуждает и тревожит их, их печень увеличивается и приобретает качества деликатеса. Существа, чье мясо вы едите, тоже умерли в состоянии возбуждении и тревоги, поэтому они восхитительны во всех отношениях.
