Из сладостного забытья Трофима вывел тихий оклик Седого:
– Троф, ты что, спишь?
– Нет. Так, глаза прикрыл. Второй день на посту.
– Вечером сменят, – Седой сидел рядом на корточках и говорил почти в ухо. – Идёшь в центр?
– Послезавтра. Отосплюсь и двинусь с рассветом. Надо проверить, не осталось ли чего интересного. Август. Самое время.
– Поосторожней там. Возьми с собой Шныря.
– На что он мне? – поморщившись, попытался отказаться от компании Трофим. – Ещё стрельнёт, чего доброго, в спину.
– Не стрельнёт, – уверенно гнул свою линию Седой. – Я его тогда из-под земли достану. И он это знает. А проверить парня надо. Как мне его, приблудыша, в дозор ставить, если веры нет?
– А я у тебя что, за няньку?
– А кому мне ещё доверять? – отрезал Седой. – Не ерепенься, а к парню присмотрись. Мало у нас надёжных мужиков осталось.
– Ладно, – сдался Трофим, – но потом не взыщи. Я придирчивый.
– Потому и прошу, – хлопнул строптивца по плечу старейшина. – Если ты одобришь – значит, точно не подведёт.
Седой встал и пригибаясь пошёл траншеей в сторону портала.
Начинало смеркаться. Всякое шевеление в ближайших зарослях давно прекратилось. Люберецкие, видимо, отползли зализывать раны.
Смена пришла с первой звездой. Трофим поздоровался с ребятами, обсудил новости. О нападении в общине знали, посты усилили. Остальные соседи вели себя тихо. Марьинские пришли, предложили помощь. После очередного передела парка они были сама любезность. Забронировали месяц на Релаге на троих, дали в предоплату патронов, помогли выловить мародёров в промзоне. Не соседи, а ангелы. Будто ещё год назад не вцеплялись в глотку бешеной собакой.
Трофим жутко хотел спать и, махнув рукой на поиски навязанного попутчика, отправился домой. Завра будет целый день, никуда он не денется. А денется – ему же хуже.
Волгоградский, несмотря на ранний час, был тих и пустынен. Кое-где в окнах дрожали одинокие огоньки, и доносились обрывки приглушённых разговоров. Лишь на центральной площади жизнь кипела. Горели костры широким кругом, ходили от одного огня к другому неторопливые люди.
Резиденция Трофимовой команды располагалась за фонтаном Победы, в здании бывшего театра. По случаю хорошей погоды вся компания коротала вечер у костра на свежем воздухе.
Трофим подошёл к своим и увидел неожиданного, но крайне удачного гостя. Шнырь, сидя у огня, играл со старшими пацанами в карты. Игра шла на щелбаны. Ребята горячились, махали руками, обвиняя друг друга в передёргивании, но карт никто не бросал.
Понаблюдав немного за кипением страстей, Трофим бросил гостю:
– Седой велел тебя в центр взять. Послезавтра с рассветом выходим. Не опаздывай.
Помолчал немного и пошёл в дом. Остановился невдалеке и, обернувшись, пригрозил:
– Узнаю, что играете на интерес, ноги повырываю.
На следующий день проснулся Трофим поздно, почти за полдень. Сказалось длительное дежурство. Вышел осмотреть владения.
Никто не сидел без дела. Все были на бульваре, занимались огородом. Женщины собирали и складывали на тележки уже созревшие плоды. Детишки под руководством бабы Глаши носили воду на огурцы. Несмотря на сухое лето, огурцы уродились. Не зря перетаскали сотни ведёр от колодца. Кроме огурцов, удались фасоль и картошка, а вот чеснок и лук пропали. Ничего, решил Трофим, перезимуем.
Прихватив наполненную дарами природы тележку, он вернулся домой. До вечера провозился в подвале, готовя его к приёму урожая. Строгал, ровнял, укреплял. Кое-где просмолил и подкрасил.
В сумерках вернулась команда. Шумно поужинав, она разбрелась по интересам. Ребята опять уселись за карты. Проверяя и подгоняя амуницию, Трофим решил, что вернувшись, он обязательно найдёт им полезное занятие. Дел много, нечего временем напрасно разбрасываться.
Назавтра Шнырь не опоздал, и вышли, как и собирался Трофим, с рассветом. Быстро, часа в два, дошли до границы общинных владений.
Конец промзоны, начало Волгоградского проспекта. Некогда окраина исторического центра, а теперь граница безжизненных каменных джунглей. Распаханная, начинённая ловушками и сюрпризами ничейная земля с единственным охраняемым проходом.
Остановились у поста, перекусили, перекинулись парой слов с дозорными. Здесь уже больше месяца никого не видели. Вообще. А то, что прошло вдоль границы месяца полтора назад, и человеком назвать нельзя – лохматое оборванное нечто.
Дальше пошли осторожней, прячась в тени домов. Где можно, пробираясь кустами. На Таганской площади залегли и долго изучали обстановку. Никого. Лишь пробежала по своим делам сытая стая собак, и проковыляла из подвала в подвал лоснящаяся крыса.
Яузу перевалили только после обеда. Сразу же принялись обшаривать Бульварное кольцо и окрестности: если где и осталась жизнь, то именно здесь.
Бульвары и скверы заросли лебедой и полынью. Были кое-где горох с кукурузой, но кусками, явным самосадом. Значит, с позапрошлого года, с момента, когда местные, отчаявшись, пошли на прорыв, никто ими не занимался.
Жаркое было дело. Изголодавшиеся к весне, они из последних сил рвались на природу, к первым грибам, траве и берёзовому соку. Хорошо, что прорывались по пути наименьшего сопротивления – через Измайлово. Кузьминки если бы и выдержали, то, обескровленные, стали бы лёгкой добычей для соседей.
Разведчики дошли до Цветного, проверили и его. Везде одно и то же. Раздрай и запустенье. Но были и находки: у памятника Грибоедову Трофим обнаружил грядку дикого чеснока и взрыхлил дефицитным продуктом заплечный мешок. Шнырь нащипал полмешка гороха.
– Командир, а почему бы всем не уйти сквозь портал? Там ведь рай, и никто не стреляет.
Трофим искоса оглядел подчинённого, призадумался и нехотя ответил:
– Всем не получится. Там ограничение стоит. Не больше двадцати четырёх человек одновременно. Седой это дело изучает. Раньше вообще только шестнадцать пускало, а теперь уже вон сколько. Скоро отменит, тогда и уйдём.
«Изучает». Если бы. Он сам не знает, как так получилось. Нажимает кнопки на панели в разной последовательности и смотрит на результат. Если ничего не случилось – опять нажимает. Хорошо хоть, не сломал ничего пока.
– А что мешает там навсегда остаться? Ну, кому-нибудь. Мол, не пойду обратно, хоть режьте.
– Зарежут. Точнее, под руки затащат в кабинку и отправят сюда, а зарежут уже здесь. Был один такой хитрый. Как свинья, верещал на судилище, – ответил Трофим и смерил попутчика тяжёлым взглядом.
У того сразу же пропало всякое желание продолжать расспросы.
У медного Никулина устроили привал. Надежды найти что-нибудь нужное не оставалось.
