Ожидая встречи, Рамон сидел на диване в своей большой гостиной. Он чувствовал себя переполненным магией, и недовольный голос воспитанницы не мог испортить его великолепного настроения.
Лишь сила Лугата обладала уникальным свойством приумножаться, когда ею делились с кем-то.
— Его вообще не надо было обращать! Он наглый, бездарный!.. — Дина запнулась, не в силах подобрать достойного эпитета для нового родственника. Ее одежда все еще была мокрой насквозь — последствия не слишком удачного заклинания. — Я не хочу находиться с ним в одном доме!
Она была не права. Валентин Корвинус в прошлом, а теперь Валентин Лугат оказался не лишен дарования. Немного высокомерен, но кто из жрецов прошлого мог похвастаться отсутствием надменности.
— Дина, мы уже обсуждали этот вопрос. Давай не будем вновь к нему возвращаться, — устало попросил Рамон и тут же, опровергая сам себя, начал объяснять вновь: — Наша магия подчиняется лишь триаде…
— Я понимаю, — перебила воспитанница, которой не меньше чем учителю надоели эти бесконечные разговоры. — Но почему нужно было обращать именно его?! У меня, например, есть очень много знакомых людей, и все они отличные ребята. Почему бы тебе…
— Он Корвинус. Древняя, благородная кровь.
— Но у меня нет благородных предков, — буркнула раздосадованная Дина. — Почему тогда ты дал силу Лугата мне?
Рамон тяжело вздохнул. Ревность… обычная ревность. Как это знакомо.
— Потому что я люблю тебя, — ответил он, заметил, как на лице девушки неудовольствие сменяется счастливой улыбкой, и добавил строго: — И давай закончим этот пустой спор. Есть более важные вещи. Нам нужно найти место для тренировок. Эта квартира не выдержит мощных атмосферных воздействий.
— Можно заниматься в моем бывшем доме, — небрежно произнес Валентин, бесшумно появляясь в дверях. — Он сейчас пустой.
Рамон взглянул на него, снова отмечая, как изменился сын ревенанта с момента обращения. Напускное человеческое высокомерие сменилось спокойным достоинством чрезмерно уверенного в себе существа. Но это пройдет. Очень скоро.
— Необходимо открытое пространство, — ответил Рамон. — Нежелательно, чтобы кого-нибудь из нас убило стеной рушащегося здания.
В темных глазах Валентина вспыхнул внезапный азарт. Сила магии, которой он стал обладать, с каждым мигом вдохновляла его все больше.
— Может быть, на пустыре, за старыми домами? Они все нежилые, подготовлены под снос. Нас никто не увидит.
— Я бы поехала в парк, — вмешалась Дина и вопросительно посмотрела на Рамона. — Помнишь, мы гуляли там? И вышли на большой луг. Там нет вообще никаких зданий.
— Да, помню… — рассеянно отозвался негоциант.
Вряд ли он сможет забыть этот парк. Рядом с ним на Рамона пыталось напасть псевдонекротическое существо — сложная иллюзия, созданная Иноканоаном. И уже не в первый раз вьесчи задумался о том, какой магической мощью нужно обладать, чтобы создать морок, обманувший даже Дону — вилиссу из клана Смерти. Так что от того места у негоцианта сохранились не самые лучшие воспоминания.
— Так что насчет парка? — спросил Валентин.
— Позвоню-ка я Иовану, — решил Рамон, поднимаясь с дивана. — У нас были в прошлом дела, касающиеся земельных участков. Думаю, он сможет дать удачный совет. А вы оба пока займитесь чем-нибудь полезным.
Ученики вышли из комнаты, демонстративно не глядя друг на друга.
«Ничего, скоро взаимная неприязнь пройдет, — подумал Рамон, набирая номер Иована. — Ничто не способно объединять лучше магии Лугата».
Оборотень не отвечал, впрочем, в этом не было ничего удивительного. Рамон отложил мобильный, лег на диван, сунув под голову кожаную подушку, и прикрыл глаза. До визита к Доне оставалась еще пара часов… Он не собирался спать, но едва закрыл глаза, как тут же память, разбуженная Дарэлом, выплеснула яркую картину прошлого…
Сирил расхаживал по комнате, едва не натыкаясь на стулья и пиная все, что попадалось под ноги.
— Она надо мной все время издевается! Она меня презирает!
На его белой льняной тунике виднелось несколько красных пятен крови, светлые волосы казались растрепанными сильнее обычного, а на щеке темнел быстро заживающий, но все еще заметный рубец — след недавней потасовки, а может быть, заклинания, примененного в одиночку.
Ра-Ил Лугат, старший жрец Северного храма, сидел перед огромным куском полированного кварца, заменяющего ему стол, и пытался работать. В просторные покои на среднем ярусе пирамиды залетал теплый южный ветер. Через открытые треугольные окна виднелась бухта, светящаяся огоньками судов, стоящих на рейде. Слышался ровный шелест пальм и непрерывный треск цикад. Земля остывала, и дрожащие потоки тепла, невидимые человеческому глазу, поднимались в воздух, тая в прохладном небе. У горизонта клубились облака.
Ра-Ил перевел взгляд от окна на свиток папируса с прогнозами погоды на грядущий месяц и заставил себя сосредоточиться.
«Гордость Илории» собирался выйти в море через неделю, и его владельцы умоляли жрецов Лугата предоставить погоду, благоприятную для плавания, обещая взамен сказочное вознаграждение в виде драгоценных камней и лучших рабынь.
— Не могли подождать, — пробормотал Ра-Ил. — Тащатся на своем корыте в самые шторма.
— Что ты сказал? — спросил Сирил, останавливаясь.
— Она тебя любит, — ответил старший жрец, не поднимая головы.
— Почему тогда говорит, что я… — Он запнулся, вспомнив пережитое недавно оскорбление, но явно не желал посвящать наставника в подробности. — Как она вообще может говорить такое?!
— Ка-Ми переменчива, непостоянна и капризна так же, как и стихия, которой служит.
— Но…
— И я бы на твоем месте, — повысил голос Ра-Ил, — занялся делом вместо того, чтобы тратить силы на бессмысленные эмоции. Возьми карты. Изучи розы ветров и сверься с течениями. Мне нужно доставить эту лоханку целой до материка.
Сирил возмущенно выдохнул, потом сгреб со стола свитки и уселся с ними на пол у окна. На его смуглом лице с тонкими чертами застыло выражение высокомерного презрения — такого не добиться репетицией перед зеркалом. Вечной жизни и могущества жрецов Лугата были удостоены лишь юноши и девушки самого высокого происхождения. Так что умение демонстрировать превосходство над окружающими у Сирила было врожденным.
Пару минут ученик молча изучал схемы, скептически хмыкая, затем незаметно для себя увлекся.
