Вместо ответа Гуро только пожал плечами. И действительно — что было отвечать? Под ними была все та же самая густая завеса из туч. Не было никакой надежды, что она когда-нибудь развеется, позволит найти место для посадки.
Николай Петрович понимал, что при таких условиях посадки ракетный корабль имеет все шансы просто разбиться. Из последнего торможения ракета вышла со скоростью в семь с половиной километров в секунду. Это значительное уменьшение скорости, однако…
Простые расчеты показывали всю серьезность положения. Самолет на Земле садится со скоростью около ста километров в час. В час, а не в минуту ведь! И это считается рискованной скоростью. Посадка обыкновенного самолета — самый опасный момент полета.
Ракета летела теперь со скоростью семи с половиною километров в секунду, то есть — двадцати семи тысяч в час, в двести семьдесят раз быстрее самолета. Ракета облетела Венеру вокруг за час и тридцать шесть минут…
Однако, выбора не было. Инфракрасный экран не действовал. Нужно снижаться без его помощи, ибо теперь нельзя было даже рассмотреть на нем тот большой океан, который было видно раньше. Весь экран был закрыт серыми волнами тумана. Очевидно, и в самом деле неведомые излучения испортили работу чуткого экрана. Ладно, все равно нужно снижаться!
Рука Николая Петровича передвинула рычаг на боковой стене пульта. Задребезжал тревожный сигнальный звонок. И сразу тело Рындина дернулось вперед. Он с усилием удержался на месте, в своем пневматическом кресле.
Из задней части ракеты вылетел длинный стальной трос с шестью парашютами, расположенными один за другим. Но это не были обыкновенные парашюты: их конусы были направлены острием вперед, чтобы торможение было очень медленным. Иначе их бы просто разорвало, они быстро сгорели бы. Ракета, однако, резко уменьшила скорость. Она шла уже над самыми тучами.
На экране перископа, направленного назад, Николай Петрович увидел, как ярким пламенем вспыхнули два ближайших конусовидных парашюта. Они не выдержали, загорелись от трения о воздух. Быстрым движением Рындин передвинул рычаг дальше. Сзади выскочил еще один трос с шестью парашютами. Снова резкий толчок встряхнул ракету — и она скрылась в тучах. Уже ничего не было видно ни в один из телескопов. Словно густое белое молоко залило все.
Сокол не выдержал. Он спрятал побледневшее лицо в подушку гамака, чтобы ничего не видеть, ничего не слышать. Гуро, по внешнему виду, сохранял спокойствие. И только сжатые челюсти его указывали на волнение этого железного человека. Василий слышал, как стучит его собственное сердце, а пальцы его невольно хватались за край гамака каждый раз, когда ракету словно кто-то толкал назад.
Николай Петрович вел ракету вниз вслепую. Он работал, как хорошо налаженный механизм, как машина. Мозг его автоматически отмечал то, что показывали приборы. Скорость шесть километров в секунду… пять… четыре… тучи не рассеиваются… Они на Венере, должно быть, стелются совсем низко над поверхностью планеты. Скорость три… два километра в секунду. Ракета медленно повернулась хвостом вниз, тросы с парашютами между тем автоматически передвигались вдоль нее к передней выпуклой части. Теперь она летела уже вперед хвостом. Это было правильно, это должно было еще немного облегчить спуск. Кривая линия пути корабля пронизывала тучи по касательной к поверхности планеты. Когда ж окончатся эти тучи?..
И сразу прояснилось. Возглас удивления сорвался с уст Василия. Широко раскрытыми глазами смотрел он на экран.
Тучи остались наверху. Зеленый ковер буйной растительности покрывал поверхность Венеры. Что это было — заросли первобытного леса, или кусты, или трава — нельзя было рассмотреть. Но этот ковер покрывал собою всю неровную поверхность, насколько хватал глаз. Вон серебрится вода… и скалы, острые скалы поднимают свои вершины из зелени. Ракета мчится по кривой линии к ним…
Николай Петрович конвульсивно нажал на рычаг управления взрывами. Три взрыва один за другим ударили вниз, останавливая падение ракеты. Пружинная стальная спираль выдвинулась из нижнего, хвостового конца корабля, готовая принять на себя удар о грунт. Ракета прыгнула, на миг остановилась, задержанная взрывами, — и в туче дыма от взрывов снова полетела вниз. Еще нажим на рычаг, еще взрывы… Корабль замедлил свое падение, но грунт был слишком близко.
Он приближался с невероятной быстротой. Рындин сделал последнее усилие, чтоб переменить направление ракеты. Он схватил левой рукой рукоятку управления стабилизаторами-плавниками. Корабль повернул в сторону. Теперь он уже не прямо падал, он словно скользил под углом к почве. Еще взрывы, еще…
Василий видел острые вершины скал, словно готовившихся проткнуть ракету, как иглами. Они летели вверх, навстречу ракете, которая содрогалась от взрывов и все же не могла остановить своего падения.
Николай Петрович откинулся на спинку кресла и закрыл глаза — впервые за все время приближения к Венере, впервые за все время снижения. Теперь он ничем не мог помочь делу. Взрывы продолжались один за другим автоматически. Оставалась еще спираль. Если ракета упадет, как он рассчитал, тяжелым хвостом вниз… Несчастливый спуск… Несчастливое снижение… В этом пункте расчеты старого академика не осуществились, ему не посчастливилось снизить ракетный корабль на водную поверхность. А это было бы совсем безопасным делом. Однако, кто мог думать о том, что инфракрасный экран откажется работать? Кто мог сказать что-нибудь заранее об этих неизвестных таинственных волнах, которые влияли ша него?..
Тяжкий толчок встряхнул ракету. Василий почувствовал, как вокруг него все зазвенело. Что-то упало, разбилось. Гамак, в котором он лежал, прогнулся вниз и снова толкнул его вверх. Ракета подпрыгнула и снова упала. Это, должно быть, действовала спираль. Один за другим ощущались тяжелые толчки, удары о почву. В перископах все вертелось, ничего нельзя было рассмотреть. Ракета катилась куда-то вниз, перевертываясь и колотясь о камни.
Все смешалось в глазах Василия, — потолок, пол, стены. Больше он ничего не помнил…
Бледный фиолетоватый свет пробивался сквозь окна телескопов и глубокие иллюминаторы центральной каюты. В полутьме перед глазами Василия медленно проплывали большие голубые, красные и зеленые круги. Страшно болела голова. Что же, в конце концов, произошло? Почему так темно?
Василий напряженно припоминал: кажется, он потерял сознание. Но — он словно бы отчетливо помнил, что сознание уже возвращалось к нему после этого. Или, может быть, это лишь чудилось ему?
