– Вот как! А не слишком ли часто вам приходится их искать, дорогой мой Сирано де Бержерак?
– Не чаще, чем меня вызывают на дуэль, ваше сиятельство.
– Я понимаю вашу готовность защищать свою честь и не слыть трусом, но Шапелля с вами не отпущу! Вот так!
– Ваше сиятельство, почтительно склоняя голову перед вами, я не рискнул бы вызвать вас на дуэль, но тот вызов придется принять вашему сыну, если он тотчас не поедет со мной, сохранив тем и нашу дружбу, и свою честь.
– Вы дерзки, молодой человек. В былое время я ответил бы вам согласием драться с вами, но сейчас я не позволю сделать это даже сыну, который слишком занят.
– Хотел бы я знать, что это за занятие?
– Охотно объясню, рассчитывая на ваше уважение к знаниям. Слыхали ль вы о философе Гассенди?
– Гассенди! Ну еще бы! Я преклоняюсь перед ним.
– Так вот, ради этого уважения к нему вам придется отложить все мысли о дуэлях. Гассенди читает лекции по философии Шапеллю и его друзьям.
– О боже, что я слышу! Вы говорите не просто о занятиях, ваша светлость, а о предательстве, которого я не мог ожидать от друга! Чтоб Шапелль смог втайне от меня учиться… у Гассенди!
– Скажу по правде, Бержерак, я вызвал сына с друзьями сюда, чтобы прервать ваше с ним знакомство. Вот так!
– О нет! Прервать знакомство, даже нашу дружбу могу лишь только я! Прошу простить меня, я невменяем и даже неучтив, но вынужден пройти в ваш дом. Я просто не могу, поверьте, остаться в стороне и не слушать мудрых лекций сторонника воззрений Демокрита! Не слушать вместе с Шапеллем!
– Я уступаю не столько силе, сколько благородной жажде знаний, – неожиданно сказал граф Жермон, что-то уловив в лице и голосе гостя. – С условием, что дуэли не будет, – добавил он.
– Конечно! Я извинюсь перед герцогом, ведь он тоже мой друг! – И с этими словами Сирано ворвался в зал.
Там несколько молодых людей стояли чинно за столом на козлах. Прилежные ученики Гассенди уже услышали шум и насторожились. Удивленный философ прервал начатую речь.
Ворвавшийся в зал молодой человек с огромным носом и обнаженной шпагой с размаху ударил ею по столу, разметав листки с записями учеников и воскликнул:
– Граф Шапелль де Луилье! Ты был мне друг, а теперь я должен считать тебя предателем! Как мог ты позабыть обо мне и не позвать сюда, чтобы вместе слушать Гассенди, которому я спешу воздать хвалу и уважение.
– А как прикажете мне, неизвестный молодой человек, отнестись к столь грубому вашему вторжению и учиненной помехе в чтении моей лекции? К размахиванию вами шпагой?
– Шпага Бержерака направлена лишь против зла, предательства и лжи!
– Тогда позвольте, господин де Бержерак, выступить в защиту господина Шапелля. Перед началом лекции он просил меня включить и вас в число моих учеников.
– Тогда другое дело! Мы будем с ним по-прежнему дружить! Клянусь, еще не ошибалась моя шпага, готовая служить и вам!
– Вы не дослушали меня, молодой человек. Вашему другу Шапеллю, так просившему за вас, я ответил решительным отказом, ибо считаю, что знание и насилие, к которому вы постоянно прибегаете, несовместимы.
– Ах вот как, господин аббат! Вы оскорбили мою шпагу!
И Сирано взмахнул своим оружием, отчего листки на столе вновь разлетелись.
– Послушай, Савиньон! Неужели ты поднимешь сталь против каноника кафедрального собора в Эксе? – вскричал Жан Поклен, становясь между Сирано и Гассенди.
– Ах, это ты, Поклен! Ты тоже здесь? Нет, нет! Кюре я уважаю с детства, но сан, однако, для педанта не защита. И ты ведь одобрял мою комедию и сам такую хотел написать.
– Комедия тогда остра, как шпага, когда представит жизнь. Но шпага, молодой человек, не заменит в жизни морали, – заметил Гассенди.
– Я прочту вам, если позволите, свою комедию, – предложил Сирано.
– Вы могли бы это сделать, мой поэт, если бы вам разрешили здесь остаться, – усмехнулся философ.
– Тогда, умоляю, примите меня в число своих учеников, профессор! – пылко и почти по-детски попросил Сирано. – Пусть и я буду среди счастливцев!
– Счастливцев? – повторил Гассенди, тронутый тоном Сирано, и задумался: «Что это за человек, дерзость которого равна искренности? Владелец замка стоит в дверях и ждет от философа мудрости. Как поступил бы здесь Сократ? Конечно, стал бы выявлять вопросами сокровенную суть человека. Вопросами?»
– Ну что ж, – вслух сказал Гассенди. – Уж если в этом вы видите счастье и готовы позабыть обо всем…
– Готов! Готов! – горячо прервал Сирано.
– То я могу вам предложить, как в древности, три испытания. Ответами вы сами все решите.
– Я решу!
– Извольте. Объясните, как вяжется со знанием угроза силы, с которой вы сюда пришли?
– Профессор, я поэт, позвольте отвечать в стихах.
Гассенди улыбнулся, взглянул на старого графа Жермона и заметил у того тоже легкую улыбку на губах: «Ну, если он забыл о поединке, то…» И граф кивнул.
– Я прошу простить, господин профессор, что отвечу вам заготовленным каламбуром. Ведь всякий экспромт тогда хорош, когда старательно подготовлен.
Гассенди пожал плечами.
– Отвечайте, как сможете.
Сирано начал чуть печально, а кончил с усмешкой и даже с вызовом:
Увы, но полюбить
Нельзя нас сильно!
Увы, но полюбить
Нельзя насильно!
Кто жизни не любил,
Тот сердце нежил,
Кто в жизни не любил,
Тот сердцем не жил!
С умом коль ты живешь,
То знанье – сила!
С умом ты наживешь
То знанье силой!
– Браво! – воскликнул Жан Поклен.
Гассенди внимательно посмотрел на Сирано.
– Я вижу, что ваш ответ вы действительно составили задолго до того, как вам задан мой вопрос. Но, видимо, у вас не так легко на душе, как легки ваши слова, которыми вы играете. Но коль скоро вы собираетесь «наживать знания» не только силой, но и умом, проявите его, поведайте, из чего состоит, на ваш взгляд, мир?
– Из атомов и пустоты, ваше преподобие господин профессор. Недавно сочинил оду о пустоте и начну с одной ее строчки:
Она вещественна бы вроде…
На чувства надо нам пенять!
Не все, что в мире происходит,
Способны мы пока понять.
Виденья, призраки, приметы –
Увы, невежества поток!
Нет ничего на божьем свете,
Чего бы ум понять не мог!
И снова задумался Гассенди над третьим вопросом: «Юноша видит не только сущность мироздания, но и мироощущение человека. А как он свяжет разум и чувства?» И он спросил об этом Сирано.
