Снизу послышался свист. Звуки приближались, и доктор догадался, что кто-то подымается пешком наверх, хотя разумнее, конечно, было бы воспользоваться для этой цели лифтом. Положительно, дом населяли какие-то вздорные люди. В других условиях доктор Горт, наверняка, судил бы менее категорично, потому что поступки человека, какими бы они нам ни представлялись, — это, в конце концов, его личное дело. Однако в нынешнем положении доктору — да и любому другому на его месте! — очень нелегко было сохранять привычную широту взглядов, и негодование его, если не одобрить, то уж, во всяком случае, понять можно было вполне.
Тем не менее, доктор явно поспешил со своей строгой оценкой. Дело в том, что подымалась та самая девушка в оранжевых шортах, которая обнаружила столько такта при первой с ним встрече.
Он снова напряг все свои силы, однако, ничего из этого не вышло, и не оставалось ничего другого, как изобразить дело так, будто он сам, по каким-то своим соображениям, о которых вовсе не обязан докладывать стороннему, продолжает лежать на здешней лестнице вниз головой.
Наклонясь к доктору, девушка тотчас извинилась за свою небрежность, которая стала причиной тому, что человек до сих пор не разыскал нужной ему квартиры. Затем она протянула к нему руки и предупредила всякие изъявления щепетильности со стороны доктора, поскольку взаимные подсобления и выручка — закон для альпиниста.
То обстоятельство, что девушка — альпинистка, стало быть, физически тренированный человек, решительно меняло дело, и было бы уже прямым невежеством пренебречь ее предложением.
— Ах, извините, пожалуйста, — спохватилась вдруг девушка, — я даже не поинтересовалась, какое положение вы намерены принять — встать на ноги, на руки или…
Она не успела закончить своего перечня, доктор схватлл ее за руки, воскликнув:
— Ах, уважаемая, теперь это все равно!
— У, какой вы нелегкий, — очень корректно произнесла девушка, не допуская ни малейшего подозрения, что усилия доктора может направлять сейчас какое-либо иное желание, кроме одного: подняться.
Между тем очаровательные, с переменной гаммой, чашки напряглись под свитером, приобретя плотность и очертания идеального сфероида с чуть выступающей над полюсом осью, и Радий Горт, который все еще лежал вниз головой, находясь, таким образом, в перевернутом мире, вместо того, чтобы устремиться навстречу девушке, стал притягивать ее к себе.
— Ах, какой вы нелегкий! — повторила девушка смеясь.
— Не, — бормотал он, — не, это только сначала, а потом — не.
Наблюдая эту операцию, трудно было предсказать со всей определенностью ее исход — во всяком случае девушка, хотя она и приучена была к восхождениям, с трудом уже держалась на ногах, а доктор только едва приподнял голову, — но этажом выше хлопнула дверь, и в ту же секунду доктор почувствовал, что вознесся над лестницей.
— Черт возьми! — успел крикнуть доктор. — Перестаньте, я пошутил.
— Он пошутил, — хохотала все время рядом девушка, — он пошутил.
Спустя минуту или даже меньше того доктор Горт шлепнулся оземь и потерял сознание.
— Спасибо, Мак, — сказала девушка, — я никогда не думала, что вы такой сильный. Странно, мы с вами соседи и почти не знаем друг друга.
Мак улыбнулся, выпятил зачем-то губы, забавно причмокивая, но так и не ответил на слова девушки по поводу некоторых странностей в их соседских отношениях: этому помешала мадам Эг, которая, будто из-под земли, возникла между ним и девушкой.
— Мак, — приказала она, — прекрати это дурацкое чмоканье и убери свои губы. Девушка, он больше не задерживает вас.
Девушка пожала плечами:
— Но он и не задерживал меня. Напротив, это мы, — девушка кивнула в сторону человека, который лежал на земле у парадного, — причинили ему хлопоты.
— Девушка, — сурово повторила мадам, — мне, право, совестно: мы отнимаем у вас столько времени.
— Ах, извините, пожалуйста, — вспомнила вдруг девушка, — меня ждут дома друзья, и я вынуждена оставить вас. До свидания, Ма-ак!
Мак, видимо, думал о чем-то своем и машинально, после того, как девушка назвала его по имени, двинулся за ней. Мадам резко дернула его за руку, а девушка опять, как тогда на лестнице, захохотала.
— Ма-ак! — раздалось еще раз с девятнадцатого этажа, и он снова выпятил губы, очень забавно причмокивая.
Эг потребовала, чтобы он немедленно прекратил свое кривлянье, иначе она устроит ему сейчас такое, что весь город ахнет.
Предупреждение подействовало на Мака. Более того, едва жене удалось поймать его взгляд, он стал проявлять прямо паническое беспокойство, вроде это не она Эг, смотрела ему в глаза, а какой-то оборотень, который только на мгновение принял ее образ.
Мак жалобно застонал, потом стон перешел в глухой скулеж с повизгиванием, и теперь наступил черед мадам сражаться со страхом;
— Мак, Мачонок, милый мой, чего ты, дурачок, испугался? Я причинила тебе травму, душевную вавочку, родненький! Какая я гадкая, какая нехорошая, ну, Мак, сделай мне тоже больно, сделай больно — и тебе станет легче.
Следуя настойчивому совету мадам, Мак сделал ей больно — схватил за плечи, несколько раз кряду тряхнул, она чуть вскрикнула и рухнула наземь. Доктор лежал почти рядом, Мак, чтобы жене не приходилось страдать от тесноты, поддел его стопой и перенес на несколько метров вправо.
Неподалеку, на песочной площадке, играл мальчик лет четырех.
— Дядя, — крикнул мальчик, — а ну, зафутбольте его еще раз!
Мак очень внимательно посмотрел на мальчика, показал ему зубы, мальчик расплакался, сказал, что ему страшно, однако же потребовал, чтобы дядя еще раз показал свои зубы и напугал его.
Мак, хотя он любил детей и готов был играть с ними сутки напролет, не обратил нисколько внимания на слезы мальчика и бегом направился к парадному. Держась за перила, он в два прыжка брал марш каждого этажа.
Через минуту двенадцать секунд Мак уже стоял у дверей на девятнадцатом этаже и толкал их плечом. Звонок, вмонтированный в стену, был в полной исправности, но то ли Мак не заметил его, то ли по другой какойто причине, он продолжал действовать плечом, пока, наконец, не вспомнил, что двери, которые не поддаются нажиму, можно отворить просто ударом.
Отступив на шаг, Мак послал вперед обе руки, и двери тотчас отворились, параллельно проему, вглубь коридора, освобожденные одновременно и от замка, и от петель. Не будь противоположной стены, они определенно шлепнулись бы на пол, произведя страшный шум, однако стена пришлась весьма к месту, и двери всей своей плоскостью вполне нормально пристали к ней, словно бы иначе никогда не было.
