А потом случился наш легендарный государственный переворот.
И как-то так получилось, что она оказалась едва ли не в центре событий…
Собственно, увидев ее впервые, я едва не споткнулся на лестнице — помогло мне то, что в последнее время я очень много лазил по горам. Так что теперь мог себе позволить впасть в некоторый ступор, но даже не замедлить шага. И уж тем более не потерять равновесия.
Она была вылитой Мейт. У нее был, помимо внешности, такой же голос. Такие же жесты. Такой же взгляд. И та же самая манера одеваться.
Первый раз я подумал, что вижу перед собой наваждение. Впрочем, наваждение оказалось обладающим все-таки совершенно иным характером, а потому я мог заставить себя найти двадцать четыре отличия и тем самым сохранять спокойствие большую часть времени. Тем более, что с ней это было довольно легко.
Тенна была одновременно и своенравной, и покладистой, и упрямой, и управляемой. С ней было просто. Она была слишком независима, даже для Даара, отличалась замечательной привычкой справляться со всем самой, не требовала к себе какого-то особого отношения и была для женщины удивительно развитой. Не поймите меня так, что я считаю женщин ограниченными, но девушки Даара редко интересуются какими-то высшими материями.
В пути общаться с ней было — одно удовольствие. Никаких жалоб, никаких капризов. Я знал, что она первый раз в подобном походе, но казалось, что она просто родилась в седле. Она ухитрялась выглядеть ослепительной, блистающей и божественной даже после долгой скачки по пыльным равнинам Таарана. И все-таки она, взрослая уже, редкостная красавица с острым умом и неожиданным неисчерпаемым запасом бытовой мудрости, была попросту девчонкой. Назвать ее дамой было просто невозможно — не те жесты, не те повадки. Она была «своим парнем» даже в вечернем платье и в драгоценных украшениях. А уж в изящной походной курточке верхом на здоровенном мышастом жеребце — попросту ровесница Мейтина. Или ровесник.
Для меня она была идеальным компаньоном — веселая, неунывающая, дисциплинированная и аккуратная, а иногда очень даже властная. С Мейтином они вообще замечательно ладили — помогало сходство возрастов. С ней мальчик, который в последнее время, после всех трагических происшествий, часто впадал в грустное и даже подавленное настроение, на глазах оживал и начинал дурачиться и даже поддевать меня. Неизвестно, в ком из них было больше детства, но когда они были рядом, оно так и фонтанировало из их глаз.
Ради одного этого я согласился бы ее терпеть, даже если бы она и совершенно мне не нравилась. Но это было не так. Нравилась она мне, нравилась. Это никогда не могло бы сравниться с теми отношениями, которые были у нас с Мейтином, но это был человек, с которым я мог провести неделю в одном доме и не начать мечтать о том, как придушу его подушкой. Что было уже немало. А еще она была женщиной, и очень привлекательной женщиной. Хотя еще месяц назад я был уверен, что никогда и на три шага не подойду ни к одной представительнице этого слишком уж привлекательного пола.
Подошел. Сам. Первый. И не только подошел…
Вот такие вот раздумья бродили у меня в голове, когда мы подъехали к замку.
К замку, который не понравился мне сразу.
Был он на удивление хорошо сохранившимся, словно бы шагнул он нам навстречу из красной пыли восточных равнин через бесчисленные тысячелетия, и они не коснулись его. Даже мха на камнях, из которых были сложены его стены не было. И ни одного голоса птицы или насекомого не раздавалось вокруг. Тишина была мертвой, теплой и душной. Но почему-то от этой теплоты пробирало до костей холодом. Это была теплота трупа. Бурно разлагающегося трупа. И запах был таким же. Запах, который нельзя было почувствовать обонянием, но у каждого из нас все чувства тела сопряжены с чувствами второго, магического тела. И вот его-то и скручивало в бездумный комок отвращения при виде этого сооружения.
Милая прогулка перестала быть таковой в долю секунды.
Я почувствовал странный иррациональный страх. Страх, отвращение, холодный ужас ночных кошмаров, которые гонятся за тобой и настигают на хрупкой грани сна и яви. Было мне на удивление тошно и муторно смотреть на эти серые стены, словно бы уставившиеся на нас тысячей маленьких злобных глазок. Нечеловеческих глазок.
Такого я не чувствовал уже давным-давно.
Я не герой и не сверхчеловек. Я четко знаю предел своих физических и магических сил. Знаю, на какое расстояние могу прыгнуть и какую тяжесть могу поднять, какое заклинание мне по силам, а какое — нет. Знаю, что в мире с высокой напряженностью магического поля я очень, почти безгранично силен. Но так же сильны и его коренные обитатели, по крайней мере, часть из них. Понимаю, что в мире, лишенном магии предел моей силы — сила рук и умения владеть оружием.
Все это мне понятно.
Я знаю, чего я боюсь. Знаю причины всех своих решений и опасений, привязанностей и взрывов. Знаю себя так, как мало кто знает.
Но сейчас я не знал, почему застыл на месте, тупо созерцая замок.
Но другого пути не было — и я пришпорил коня. Спутники двинулись за мной.
Мы оставили лошадей у ворот. Лошади были настолько пассивны, что мне это сразу показалось странным. Обычно они вели себя довольно бодро и даже непокорно, особенно, если мы пытались оставить их одних. Но тут они словно бы были накрепко усыплены.
Тяжелые ворота были наполовину открыты, из них был виден двор. Во дворе была удивительная чистота — камни, которыми был вымощен дворик, были блестящими и словно недавно были вылизаны прилежными слугами. Такими прилежными, которых я еще никогда не видел. Ибо невозможно заставить слуг полировать мостовую ежеминутно.
Дверь замка, как обычно, вела в большой зал. В глубине была лестница, и это тоже было обычно — широкая лестница на второй этаж, две небольшие вниз, в подвал. А вот сам зал был, мягко выражаясь, необычным. Стены его были завешены прекрасно сохранившимися гобеленами. И больше ничего там не было — ни статуй, ни столов со скамьями, ни светильников. Просто огромный пустой зал. Но темно там, невзирая на отсутствие источников света, не было. Впрочем, это-то никого не удивило, источник магической подсветки я нашел сразу. Но вот сама магия была совершенно незнакомой. Это была магия Старой расы. Но такая, с которой я еще ни разу не сталкивался.
Тенна подошла к одному из гобеленов, и негромко вскрикнула. Я обернулся и быстро подошел к ней.
Я, в отличие от нее, не вскрикнул. Но метательный нож, который держал в руке, выронил, и он с странно глухим звуком упал на плиты пола.
С гобелена на нас смотрело живыми глазами удивительное существо. Это, наверное, была женщина. У нее была человеческая голова, но лицо было узким, почти что треугольным. Глаза были двумя косо посаженными овалами — пронзительного темно-голубого цвета, без зрачков. Еле обозначенный нос, тонкая прорезь рта, округлые уши с удлинненными мочками. И грива волос — невозможного оранжево-красного цвета.
