— Это звучит весьма убедительно. Но я еще подумаю, — заулыбался Андрей, приветливо наклонив голову. — Что мне делать сейчас?
— Ты же умный? Сам скажи, — предложил я и закурил. Разговор мне нравился, и я стал получать от него эстетическое удовольствие.
— Я думаю, что разумно восстановить патрулирование резиденции. У нас получились три отделения, а значит, можно устроить три последующие дежурства. Старший отделения будет отвечать за порядок в резиденции, а я за охрану вообще. Нужно возобновить спортивные занятия, держать оружие в порядке. Да много чего нужно. Я так понимаю, что вы не хотите, чтобы они бездельничали? Так?
— Давай перейдем на «ты», — вдруг предложил я. — Ты все правильно решил.
— На «ты» так на «ты», — согласился Андрей, и мы подняли бокалы. Увы, выпить нам было не суждено. Нас прервал резкий вой, изданный «старшим» компьютером.
На экране мигала надпись, которую я с трудом попытался перевести. Что-то происходило с объектом под названием «араслан». Я чуть не поперхнулся. Буквы чужого алфавита в моем переводе выстроились в земное имя — Араслан. И с этим Арасланом что-то было не так. Причем происходящее было настолько неординарно, что компьютер посчитал необходимым немедленное вмешательство.
Мы прыгнули в лифт и через секунду ворвались в спортзал. Нашим глазам открылось замечательное зрелище. Все бугаи собрались в широкий круг, а в центре один из «глаз» бил ногами «товарища по оружию». Лежащий уже не сопротивлялся и, видимо, был без сознания.
Андрей, не дожидаясь моей команды, рявкнул:
— Назад! — и рванулся к бойцу. Тот недоуменно уставился на Андрея, но бить лежащего перестал.
— Как стоишь, сука? — заорал Андрей и ударил нападающего в живот.
Ударил резко, без замаха, но, видимо, сила удара была такой, что громилу отбросило назад.
— Ты чего, братан? — спросил ошеломленный мордоворот, поднимаясь с пола. — Он же гнида, вякать надумал!
— Закрой пасть! — продолжил Андрей, не меняя тона. — Я тебе покажу «вякать». Руки по швам, ноги вместе, подбородок вверх, смотреть поверх моей головы. Или ты меня не понял?
— Понял, — ответил сквозь зубы «глаз» и нехотя стал, как требовалось.
— Надо говорить: «Понял, сэр!» Все, что вылетает из твоей вонючей пасти, должно кончаться на «сэр». Понятно?
— Понятно, — процедил боец и сразу же согнулся от следующего удара.
— Понятно? — взревел Андрей.
— Понятно, сэр.
Я с восторгом наблюдал за методами работы лейтенанта. Куда там книжки и кино. На моих глазах происходило «обращение новобранца».
— У вас, обезьяны, радость! — продолжил Андрей, когда «глаз» поднялся. — Я теперь тут лейтенант, а ты, ты и ты — он ткнул пальцем зачислены сержантами. Вы все у меня превратитесь в настоящих спецов, и дисциплина будет, про какую вы еще не слышали. Когда я говорю: «Ты», первым делом из пасти каждого урода должно вылетать его сраное имя. Ясно?
— Ты, — он указал на стоящего сержанта.
— Гедеван, — произнес он и быстро добавил, — сэр.
— Уже лучше, — похвалил его лейтенант и кивнул в сторону двоих рядовых и лежащего «глаза». — Приведите этого в чувство. Что тут произошло?
— Он меня… э… оскорбил, сэр.
Сержант стоял по стойке смирно, глядел прямо и вверх. Странно было видеть отъявленного убийцу, ведущего себя как бравый солдат. Хотя они все имели армейское прошлое и находились в безвыходном положении, а Вадик успел им это растолковать.
— И что же он тебе сказал, неженка?
— Он сказал, что «не собирается подчиняться всяким «урюкам», сэр.
— Ага. Ты, значит, «урюк», а он нет? Та-а-ак, — Андрей отошел на некоторое расстояние, чтобы его могли видеть все. — Запомните, мартышки, у нас тут нет национальностей и рас. Мне плевать, какого цвета у вас задницы и тем более на каком языке вы орали «мама», когда обсирали пеленки: грузинском, армянском, азербайджанском или еще каком. Если завтра у нас появится негр, то первый, кто назовет его черножопым, будет неделю ему эту самую задницу подтирать. Вы, козлы, не понимаете, что завтра снова можете оказаться под пулями, а этому «айзеру», — Андрей снова показал на лежащего, — ничего не стоит «случайно» промазать. Я не собираюсь рисковать своей шкурой, доверяя ее банде придурков, которые сами себя и порешат.
Я еще немного послушал и, убедившись, что «девочки» попали в еще более жесткие руки, чем у Вадика, успокоился.
— Андрей! — окликнул я в промежутке его тирады.
Ну что ж, если он добьется такого же от этих мордоворотов, то я буду самым счастливым человеком на свете. Он заткнулся на полуслове, резко повернулся ко мне и, вытянувшись в струнку, рявкнул:
— Я, сэр!
Молодец. Показывает, как это должно выглядеть.
— Когда закончишь тут, зайди ко мне в кабинет. Хорошо?
— Есть, сэр! — снова рявкнул Андрей и, продолжая стоять навытяжку, молча смотрел поверх моей головы.
— Занимайся, — буркнул я и направился к двери.
— Если есть вопросы, задавайте! — снова заорал Андрей за моей спиной.
— Есть, сэр! — раздался грубый голос, и я снова заглянул в дверь.
— Ты! — лейтенант не отступал от своих правил.
— Борис, сэр.
— Говори.
— Мы теперь все время так будем разговаривать, сэр?
— Во время занятий, службы внутри и снаружи резиденции, а также во время акций. В остальное время можете разговаривать, как кому вздумается. Окончание «сэр» применяется к старшим по званию. Все. Разойтись. Сержанты, ко мне. Я вам доведу, чем мы будем заниматься в ближайшее время.
Я закрыл дверь и направился в кабинет разбирать бумаги с Леной.
— Олег, у меня к тебе просьба.
Лена сидела на краю кровати в позе сфинкса и курила длинную коричневую сигарету. Туалет ее точно соответствовал месту и времени. Ни один лоскуток ткани не нарушал очертаний ее великолепного тела.
— Рассказывай, — я засунул в рот небольшой бутербродик с чем-то рыбным и приготовился слушать.
— Мы все, работая здесь, должны выбросить из головы мир снаружи, но понимаешь, это не всегда получается, — проговорила девушка. В ее голосе я почувствовал напряжение и постарался заставить мозги работать. Получилось плохо. После Лениной любви мне всегда требовалось некоторое время, чтобы собрать растекающееся и ускользающее собственное «я».
— Ну, — буркнул я и, дожевав, закурил, — рассказывай.
Девушка встала и набросила на плечи халатик, видимо, чтобы меня не отвлекать. Я с сожалением оторвался от разглядывания ее тела и полностью переключился на разговор. Мудрое решение.