— Не выглядит. Это и есть рука. Только не человеческая, а женская.
— Хм, — поджала губки Скалли. Ну конечно, царевич Тридевятого царства! Откуда ему знать о современных концепциях феминизма!
— А вам известен принцип действия искомого артефакта? — Агент Молдер отбросил сентиментальности и задавал вопросы деловым тоном, свидетельствующим о том, что активированы все его дедуктивно-аналитические способности. — Каким образом он функционирует? Что лежит в основе контактности артефакта с субъектом, которого мы условно обозначим как «Самый несчастный человек»?
— Увы, мне ничего неизвестно об этом, — развел царевич Филимон второй парой лап. — Все сведения, которые я черпал из старинных манускриптов, касающихся данного вопроса, отрывочны, бессвязны и противоречивы. Но в одном они сходятся — рука действительно существует. И может помочь тому, кого возьмет под покровительство.
— Кстати, у меня вопрос к вам, мистер царевич, — Скалли тоже вспомнила о своих обязанностях спецагента. — Каким образом вам удается становиться невидимым?
— Чего же проще? — удивился Филимон. — Это у меня шапка-невидимка. У нас в Кутеже их исстари шить навострились и на экспорт в разные страны поставлять. Очень удобно. Согласитесь, миз Скалли, кто бы пустил такого урода в кафетерий или в библиотеку? Кроме того, есть такие секретные архивы, куда можно проникнуть только невидимкой…
— А для нас вы таких шапочек не припасли? — загорелся энтузиазмом Молдер.
— Конечно, припас. Ведь нам столько дел предстоит! Только вот беда — я вашему Скиннеру про двух агентов писал, а вас трое. На Чарли у меня шапочки нет. А возвращаться за нею в Тридевятое царство сейчас никак невозможно — вектор не тот. Вынесет не туда — и пропадет весь труд моей жизни.
— Ничего, — улыбнулся Молдер. — С Чарли мы вопрос решим.
— Благодарю вас, мистер Молдер, сэр.
— А теперь, мистер Филимон, — строго-спокойным голосом потребовала Скалли. — Объясните нам, что от нас, как спецагентов ФБР, требуется.
— Как? — удивился царевич. — Чего ж тут непонятного? Вы мне поможете найти эту руку. У вас ведь такой опыт работы в неординарных ситуациях!
— Допустим, — протянула Скалли. — А что, среди русских нет агентов такого уровня?
— Возможно, и есть, — уклончиво ответил царевич. — Но русские агенты обладают одним серьезным недостатком, который может помешать работе.
— Оу! И каким же?
— Много пьют и почти не закусывают.
— Ясно, — кивнул Молдер. — Тогда не будем медлить, приступим к работе. Филимон, какова предполагаемая зона поиска артефакта?
— Видите ли… Я точно не знаю. Но, по некоторым сведениям, она сейчас должна находиться в России.
— А, ну это мелочи, — махнул рукой Молдер. — За неделю управимся.
— Полагаете? — двинул челюстями царевич, что, видимо, означало улыбку: — Россия большая…
г. Кимовск, Тульская область,
Россия 8 января, четверг, 12:30
В ожидании нового гостя, назвавшегося по телефону майором Колосковым, Трифон решил чуток навести порядок в разгромленной квартире. Поднял сорванную с петель дверь, прислонил ее к стене и мельком подумал, что очень некстати придется залезать в долги, чтоб ее починить. Не будешь же жить с открытой дверью, тем более что было у Трифона ощущение, будто фальшивые ремонтники — только первая ласточка, влетевшая в его квартиру, заинтриговавшись судьбой подселившейся к Трифону рукообразной сущности.
Интересно, а откуда они узнали?
И кем являются на самом деле?
Хорошо, что у Трифона с лета оставалась целая коробка с липкой лентой — он ею пленку парниковую на даче скреплял. А теперь вот запасы пригодились — упаковал Трифон своих гостей-ремонтников скотчем так, что любо-дорого. Когда очнутся, будет им над чем поразмыслить. Рука Трифону в этом упаковочном процессе не помогала, просто крепилась к его плечу пальцами наподобие аксельбанта. Трифон понимал: боится и нервничает. Еще бы не бояться! Ряхи-то у ремонтников такие, что вся профессиональная боксерская лига связываться не захочет!
— Надеюсь, я вас не убил, — сказал Трифон обмотанным скотчем ремонтникам и отправился на кухню, потому что от пережитого стресса у него разыгрался такой аппетит, что хоть плитку кафельную глодай!
Трифон поставил чайник, подумал было про яичницу, но тут безвольно поникшая у него на плече рука ожила, мягко отстранила нашего героя от плиты и понудила его сесть на табурет у столика. Мол, отдыхай, с этим я справлюсь, это моя работа.
— Ну, как знаешь, — улыбнулся Трифон.
Рука распахнула дверцу холодильника, стремительно обследовала его на предмет наличия продуктов («Да там нет ничего, я все никак в магазин не соберусь, извини!» — счел своим долгом прокомментировать это действие Трифон), достала банку шпрот (Трифон про ее существование и забыл уже), кусочек сыра, кусочек сливочного масла, три яйца и кетчуп с майонезом. Задумчиво поводила над этим богатством пальцами, а потом принялась резать, взбивать, крошить, перемешивать, напоминая собой маленький хозяйственный ураганчик. Выложила нечто сложносоставное в сковородку, включила духовку, отправила сковородку в духовку, сняла с плиты закипевший чайник, заварила Трифону чаю, нарезала хлеб, сделала бутерброды, выключила духовку, вынула сковородку с чем-то, что распространяло дивный аромат высококлассного кулинарного блюда, переложила со сковороды это нечто на тарелку Трифону, поставила перед носом — прошу, мол, бон апети!
— А вилку? — съехидничал Трифон. Но ехидничал он из сугубо мужской склонности к скептицизму.
Нет, в самом деле, где вы видели мужчину, который, наблюдая за женской бурной хозяйственной деятельностью, преисполнится откровенного восторга? Восторгаться мужчина будет в глубине своей души, проникновенно благословляя, к примеру, свою спутницу жизни, которая великолепно готовит капустные шницели и фаршированные кабачки. Но вслух свой восторг мужчина не выразит. Он скажет: «Вилку дай!» или «Опять перец забыла?», что на самом деле является свидетельством не его безграничного хамства, а, наоборот, смиренного, немого восхищения перед непостижимыми возможностями противоположного пола.
Рука изящно положила перед Трифоном вилку. Устроилась напротив, на краешке стола, нервно постукивая пальчиками: дескать, пробуй, говори, как тебе это понравится.
Трифон поднавалился на предложенное блюдо, ойкнул и выпучил глаза:
— Как ты это сделала?
Рука замерла. В этом замирании явственно слышался безмолвный вопрос: «Тебе не нравится, да?»
