– К попам, по их настоятельному приглашению.
– Это несерьезно, Стах. К чему вам эти богоискатели с компьютерами?
– Я обедал.
– Хорошо, день не в счет. Послезавтра я вас найду. До встречи.
– Припекло их крепко, – посмотрел ему вслед дядюшка Мозес. – Мой дядя Вилли как-то работал над поэмой вдали от цивилизации. Две недели он блаженствовал в хижине, витая в эмпиреях, но однажды к нему под кровать приползла вздремнуть очень молчаливая змеища. Стенка была хлипкая, и дядя Вилли смог проскочить насквозь. Ты думаешь: к чему шутить в такую минуту? Я уверен, то же самое подумала и змеища, когда дядя Вилли принялся пулять в нее сучьями. Ей-богу, до чего сейчас «Динго» похоже на дядю Вилли – дрыхло-дрыхло, и вдруг – змеища под кроватью…
– Мутно что-то на душе, – сказал Снерг.
– Брось. Эта тайна, я уверен, относится к разряду быстро познаваемых. Хотя бы потому, что в нее посвящено триста пятьдесят тысяч человек.
– Которые молчат, – сказал Снерг.
– А их спрашивали? Кто-нибудь сказал им: «Братцы, мы же из одной деревни, расскажите-ка, что у вас делается, почему воды в рот набрали?» Человек устроен так, не может не поделиться с другим и радостью, и печалью, нужно только уметь его разговорить. Может быть, и твои психологи-двойники появились, потому что им хотелось с кем-нибудь поговорить… А тебе нечем поделиться со старым толстым негром? Учти, я ведь тебя чую. Смурно тебе?
– Смурно, – сказал Снерг. – Стоишь на обочине, а что-то проносится мимо, как монор, что-то большое и ватное…
– Сумей найти свою станцию и сесть. Да ты ее уже нашел.
– Эльдорадо?
– Ну, не только. Как компонент, братец. Точнее не может выразиться старый колдун.
– Я так и не добился ответа в прошлый раз, в Найроби, – сказал Снерг. – Почему до сих пор не создана «Единая теория парапсихологии»?
– Видимо, по тем же причинам, по которым физиками до сих пор не создана единая теория поля. Не доросли пока. Не умеем… Ты знаешь, я тебе завидую немножко – видеть во сне прошлое… Это решит многие загадки. Все, что мы забыли, утратили…
– Лично я пока не видел ничего из ряда вон выходящего, – сказал Снерг.
– Ну, все еще впереди, так что не унывай. А ты знаешь, что мы сегодня вечером делаем? Твоя Алена пригласила старого толстого дядю Мозеса на пельмени.
– К сожалению, не могу должным образом ответить на тот обед…
Они расхохотались. Тогда в Найроби Снерг только на другой день узнал, что для фирменного блюда, которым их накануне угощали в деревне, повара лишили жизни трех змей. Правда, до того ему случалось отведать и анаконду, и «битву тигра с драконом», так что особого потрясения он не пережил.
– Об Алене, – сказал дядя Мозес. – Чую я, Стах, чую ее грустные и беспокойные мысли, связанные с тобой. Ты подумай.
– Волнуется из-за снов.
– Как знать, как знать… Вот дам я ей приворотное зелье, и женишься, как миленький.
– Дядя Мозес, я попросил бы вас…
– Ну не буду, не буду. А иногда, между прочим, полезно совать нос в личные дела. Что я могу поделать, если мысли из-за тебя у нее грустные, и оттого дяде Мозесу хочется петь грустные песни. – И он в самом деле запел, выстукивая ладонями по столику печальную ритмичную мелодию:
– В милом знойном Сенегале
в плен враги меня забрали
и отправили сюда, за море синее.
И тоскую я вдали
от родной моей земли
на плантациях Вирджинии, Джинии…
Он был странным человеком – дурашливый и мудрый старый толстяк, и странности выражались разными способами – и в том, что он всю жизнь пытался создать единую теорию парапсихологии, и в том, что он свято верил в реальное существование Шамбалы, как базы пришельцев, настолько, что устраивал три экспедиции в Гималаи (в первой Снерг участвовал); и в том, что он не держал дома телестены и видеофона, так что искали его через соседей, и стерео он ходил смотреть к соседям; и в том, что он серьезно считал, будто люди умели когда-то летать без всяких приспособлений; и во многом другом. Несмотря на все это, Снерг, как и многие, любил и уважал его – и за то, что дядюшка Мозес был умным и добрым, и за то, что жизнь, отданная бесплодным поискам, отнюдь не означает бесцельно прожитую жизнь…
Глава 8
…Нужно провести разведку боем
Дядюшка Мозес любил покушать и умел покушать. Он уминал пельмени с маслом, уксусом, сметаной, горчицей, перцем и какой-то таинственной приправой, составлявшей кулинарный секрет его родной деревни (он привез в подарок большую банку), опрокидывал рюмочки ледяной водки и успевал при этом нахваливать хозяйку и рассказывать бесчисленные случаи из жизни своего дяди Вилли. Судя по ним, дядя Вилли двадцать четыре часа в сутки только тем и занимался, что без передышки попадал во всевозможные истории и влипал в уморительные неприятности. По слухам, он действительно существовал, был поэтом и смотрителем национального заповедника, но давно уже стараниями племянника превратился в фольклорный персонаж, сродни Ходже Насреддину и Хитрому Петру.
Телестену они включили и смотрели вполглаза какой-то приключенческий фильм – британские драгуны и кавалеристы Дана-Саиба гонялись друг за другом по горным тропам, гремели, рассыпаясь шелестящим эхом, выстрелы, звенели нелюдские вопли, нужно было спрятать клад, нужно было захватить клад, нужно было спасти принцессу, нужно было украсть принцессу, и над всем этим костюмированным переполохом отрешенно сверкали изначальные гималайские снега.
Дядюшка Мозес осторожно взял хрупкую, как снежинка, чашечку, отхлебнул кофе, подмигнул Снергу:
– Не забыл Канченджангу?
«Разве такое забывается?» – взглядом ответил Снерг.
Они сидели на камнях у разбитого мобиля, отхлебывали кофе из саморазогревающихся банок, за спинами среди обломков упрямо свиристел аварийный маяк, а со всех сторон нависали горы, горы, горы – слишком громадные, чтобы быть побежденными, слишком величественные, чтобы стать участливыми. И дядюшка Мозес угрюмо бормотал: «Слишком много снега даже для старого толстого негра…», а Снерг, которому тогда едва исполнилось двадцать два, испытывал лишь откровенный щенячий восторг. Это было восемь лет назад, это была первая экспедиция Мозеса в Гималаи, им еще предстояло понять, что бешеного энтузиазма и фанатичного упорства может не хватить для разгадки тайны…
А Панарин все не звонил. Сигнал дальней связи раздался, когда близилось к полуночи. Снерг включил видеофон, вспыхнуло голубое сияние, потом угол комнаты превратился в кусочек солнечного дня, и в нем сидел Панарин. Снерг перевел видео на панорамный обзор, чтобы Панарин видел их всех.
– Здорово, командор, – сказал Снерг.
