Сергей Байбара - Цветы на камнях

— Послушай-ка, сержант, — подозвал его старый Бессарион. — Зря ты так с людьми.

— Я не намерен давать отчет перед первыми встречными, — повторил ранее сказанные слова Крастик.

— Они — наши боевые товарищи, парень. Наши братья. Даже больше теперь, чем братья. Ты сам-то давно сержантские погоны получил?

— Это к делу отношения не имеет, — процедил американец. Потом взорвался, — Отстаньте вы от меня, черт побери! Вы думаете, я в восторге от данной роли?! Я завидую вам, что у вас нет этих погон!

— Запомни, сынок. Погоны тебя от пули не закроют и из-под огня не вытащат. Не надейся на погоны, надейся на людей, — погрозил пальцем Бессарион.

Уже перевалило за полдень. Уставший караван продолжал двигаться к своей цели. Скоро они прибудут в Читахеви…

Монета солнца пылала невыносимым жаром. Каменистая земля была раскалена так, что стоять босиком на ней было невозможно. Лишь каменные кручи, редкие деревья, да чахлые кустарники рождали скудную тень.

По мере приближения к объекту дорога становилась все оживленнее. Все чаще и чаще обоз встречал всадников: патрульных, вестовых, разведчиков. Они с интересом и надеждой вглядывались в лица тех, кого прислала им на помощь израненные, запустевшие земли срединной Грузии.

И вот по левую руку запестрели невысокие каменные дома. Многие из них были заброшены, в иных были пробиты крыши или отсутствовала часть стены. Характерной особенностью селения было потрясающее количество проводов, опутавших, казалось, все дома. На одной из стен была выжжена черная надпись: «За что?!»

Между строениями разной степени ветхости кипела жизнь. Большая часть населения — мужчины, изнуренные, бородатые, в футболках, майках, старых залатанных советских гимнастерках и относительно новых натовских комбинезонах. Многие были перевязаны бинтами и просто тряпками. Вооружены были поголовно все мужчины и многие женщины.

Мальчик-проводник, до этого флегматично покачивавшийся в седле заметно оживился. Он смотрел по сторонам, видимо, желая заметить кого-нибудь из друзей или знакомых. На одном из перекрестков, где покоились мощи старого сгоревшего танка, к нему подбежали несколько мальчишек, его сверстники, одетые в какое-то рванье. Нодар, свесившись с седла пожал им руки, что-то прокричал, хотя разобрать что-то в этом мальчишеском переполохе было трудно. Друзья бежали с ним рядом, кричали. Нодар и здесь не совладал со своей гордыней и важно, с видом знатока, достал коготь убитой им твари. Это привело мальчишек в еще большее возбуждение.

Они восхищались своим товарищем и завидовали ему. Каждый из них был готов оказаться на его месте хоть сейчас.

А Нодар, гордо поправив шапку, устроившись поудобнее в седле, продолжал свою миссию проводника.

Мальчишки, запыхавшись, остановились перевести дух. Всматриваясь на проезжающие мимо повозки, они что-то обсуждали между собой с интересом. Вдруг один из них, заметив американскую форму, прокричал:

— Янки! Эй, янки! Ты сюда зачем приехал?! Воевать или убегать?!

Сержант Крастик со свирепым выражением лица в очередной раз уставился в карту. «Чертовы дикари!» Ему казалось, что весь мир ополчился против него. Свирепо всматриваясь в листы карты, он, видимо, желал найти ответ, почему американские солдаты, лучшие солдаты в мире, здесь в такой немилости?

Обоз ехал по северной окраине селения. Тенгиз со товарищи задремал в своей повозке и не видел толком ни самого селения, ни госпиталя на дороге, откуда раздавались хрипы и крики раненных, и выносили трупы мертвых, которых тут же облепляли мухи. Не видел он и развалин некогда знаменитого Зеленого монастыря.

От сладкой полудремы он проснулся, когда ощущение движения куда-то исчезло. Обоз остановился возле административных, изрядно потрепанных зданий. Люди выгружались из повозок, потягивались, разминая затекшие конечности. Грузовые телеги тут же отводили в сторону склада. Некоторые из них отъединились от обоза еще при въезде в городок.

Читахеви осталось позади. Дальше на юго-запад уходила все та же автострада, в трещинах, рытвинах и выбоинах. По левую руку бурлила непокорная Кура. Через нее были переброшено на противоположный берег несколько шатких мостков на канатах и металлических тросах. Чуть впереди из воды выступали массивные корпуса нескольких тепловозов и тяжелых экскаваторов. Казалось, что их туда сбросили нарочно.

Вода и дорога была как бы ареной театра смерти. Стенами — громады черных гор. Зелень на склонах и скудная травка у подножия — рваными лоскутами некогда богатого, пышного ковра.

В десяти шагах от здания притаились два стальных хищника — танки «Т-72». Их танкисты сейчас растягивали над машинами маскировочную сеть. А недалеко Тенгиз увидел грязно-желтого цвета бульдозер, обшитый металлическими пластинами. Кабина также была защищена броней, а справа от выхлопной трубы красовался пулемет с раструбом пламегасителя.

А немного поодаль виднелись шесть или семь свежих могил. На них не было крестов — просто деревянные столбы или камни. На некоторых были наклеены фотографии павших воинов, на некоторых — просто вырезаны имена и даты.

Повозки остановились у двухэтажного административного здания. У входа стояла кабинка без стекол, снятая когда-то с канатной дороги. Она заменяла традиционную будку дежурного. В будке сидел старичок лет семидесяти, похожий на старика Хоттабыча из старого советского фильма. Он что-то писал карандашом на куске картона. Сразу за окном кабинки висел небольшой колокол золотистого цвета. У двери стояли костыли.

Проводник Нодар соскочил с коня и что-то сказал старику. Увидев прибывших бойцов, дедушка-дежурный протянул руку и четыре раза ударил в колокол. Причем так, что у Тенгиза загудело в ушах. После этой процедуры старик погладил длинную седую бороду и вернулся к письму. Вокруг тут же собралось человек десять, с интересом глядя на вновь прибывшее пополнение. Кто-то узнавал своих земляков и горячо приветствовал их. Люди здоровались, спрашивали, как дела на малой родине, интересовались, что привезли, да и просто беседовали.

Спустя пару минут из здания вышел невысокий горбоносый мужчина в черных штанах военного покроя, американских берцах и черном гражданском пиджаке, наброшенном на мускулистые плечи. Лицо его давно не знало бритвы, но носило на себе память многих боев в виде многочисленных шрамов и узкой полоски седины на подбородке. На ремне он носил пистолет в кобуре и широкий армейский нож. Облик современного горца дополняла круглая войлочная шапочка с узорами. Во взгляде же его черных глаз читалась клокочущая энергия и злость. Под таким взглядом любой боец чувствовал себя неуютно. В руках он держал записную книжечку и что-то строчил в ней маленьким карандашом.