– Вы нам поможете?
– Разве сама я не доказательство? Если я встречусь с ней да расскажу о том, что он сделал со мной… – А вы готовы на это?
– Готова ли я? А что меня остановит?
– Ну что ж, можно попробовать. Хотя он уже посвятил ее почти во все свои грехи и за все получил от нее прощение, так что вряд ли она согласится снова обсуждать его прошлое. – Могу поспорить, что он не все ей рассказал, – мрачно произнесла мисс Винтер. – Я случайно узнала еще о паре убийств помимо того, которое наделало столько шума. Он как-то говорил мне своим бархатным голосом о каком-то человеке, а потом посмотрел на меня прямо и сказал: «Через месяц он умер». И это не были пустые слова. Только не задумалась я тогда, потому что любила его. Мне не было дела до его прошлой жизни, точно так же, как и этой несчастной дурехе. Меня только одно проняло. Да, черт возьми, если бы не его ядовитый, лживый язык, которым он так ловко все объясняет, я бы ушла от него в тот же вечер. Я говорю о его книге… Книге в коричневой кожаной обложке с застежкой и его фамильным гербом, нарисованным золотом. По-моему, он тогда немного напился, иначе не стал бы мне ее показывать.
– Что же это за книга?
– Говорю вам, мистер Холмс, этот негодяй коллекционирует женщин, как другие коллекционируют бабочек или жуков. И своей коллекцией он страшно гордится. Она вся у него в той книге. Фотографии, имена, подробности, все-все о каждой его жертве. Это просто дьявольская книга… Такую книгу не составил бы ни один нормальный мужчина, даже тот, кто живет в сточной канаве, и все-таки это была книга Аделберта Грюнера. «Души, которые я погубил» – вот что он мог бы написать на обложке, если бы захотел. Да только вам от этого никакого проку, потому что книга эта не поможет. А если бы и помогла, вы до нее не доберетесь.
– Где же она находится?
– Откуда мне знать, где она теперь у него находится? Я не видела его уже больше года. Я знаю, где он тогда ее держал. Хотя этот мерзавец жутко аккуратен, и вполне возможно, что она и сейчас в потайном выдвижном ящике его бюро в маленьком кабинете. Вы знаете его дом?
– Я был у него в кабинете, – сказал Холмс.
– В самом деле? А вы не теряли времени зря, если взялись за работу уже сегодня утром. Может, милый Аделберт наконец-то встретил достойного врага. Большой кабинет – это тот, в котором полно китайских ваз, там еще большой стеклянный сервант между окнами. За письменным столом находится дверь, ведущая в маленький кабинет. Это небольшая комната, в которой хранятся бумаги и его личные вещи.
– Он не боится воров?
– Аделберт – не трус. Даже злейшие его враги не назовут его таким. Он может за себя постоять. На ночь там ставится охранная сигнализация. К тому же, что ворам там брать?
Эту старую посуду?
– Точно, никому она не нужна, – голосом эксперта подтвердил Шинвел Джонсон. – Ни один перекупщик не возьмет товар, который нельзя ни переплавить, ни перепродать.
– Это верно, – сказал Холмс. – Итак, мисс Винтер, вам удобно зайти сюда завтра вечером в пять? А я тем временем выясню, не удастся ли устроить вашу личную встречу с леди. Я очень благодарен вам за помощь. Разумеется, мой клиент щедро…
– Нет, мистер Холмс! – с чувством воскликнула девушка. – Я это делаю не ради денег. Лучшей наградой для меня будет та минута, когда я увижу этого человека на помойке и смогу вытереть ноги о его проклятое лицо. Вот моя цена. Раз вы идете по его следу, я с вами и завтра, и в любой другой день. Боров расскажет вам, где меня найти.
Холмса я не видел до следующего вечера, когда мы снова встретились в нашем любимом ресторане на Стрэнде. На мой вопрос, удалось ли ему договориться о встрече, он пожал плечами и рассказал историю, которую я сейчас изложу с небольшими изменениями, поскольку его сухой, деловитый стиль требует определенной редакторской правки для удобства чтения.
– Договориться о встрече было вовсе несложно, – сказал он, – поскольку эта девушка сейчас из кожи вон лезет, показывая полное дочернее смирение и покорность воле отца, чтобы скрасить их полное отсутствие в принятии решения о браке. Генерал позвонил и сообщил, что все готово. Наша несдержанная мисс В. явилась точно в назначенное время, и в половине шестого мы с ней вышли из кеба у дома номер 104 на Баркли-сквер, где проживает старый солдат… Это один из тех ужасных серых лондонских замков, по сравнению с которыми и церковь покажется нескромно-крикливой. Лакей проводил нас в огромный зал с желтыми шторами, леди уже ждала. Спокойное, бледное, сдержанное создание, такое же недоступное и далекое, как снег на вершине горы.
Я даже не могу подобрать слов, чтобы описать ее. Может быть, пока мы занимаемся этим делом, вам самому доведется с ней встретиться, и вы пустите в ход свой писательский дар. Она красива, но красота ее трудноуловима, призрачна и возвышенна, как у человека, охваченного высокими помыслами. Такие лица я видел на картинах средневековых мастеров. Как столь неземное существо могло угодить в отвратительные когтистые лапы к такому чудовищу – не укладывается в голове. Вы, возможно, замечали, как притягиваются друг к другу полные противоположности. Духовное стремится к животному, пещерный человек тянется к ангелу. Более вопиющего примера, чем тот, с которым имеем дело мы, не сыскать.
Конечно, она знала, зачем мы пришли… Этот мерзавец успел настроить ее против нас. Мне показалось, что появление мисс Винтер несколько удивило ее, но она жестом пригласила нас сесть в кресла, с видом какой-нибудь преподобной настоятельницы монастыря, принимающей прокаженных нищих. Если вы имеете склонность к зазнайству, милый Ватсон, повидайтесь с мисс Виолеттой де Мервилль.
– Итак, сэр, – произнесла она голосом холодным, как лед айсберга, – ваше имя мне знакомо. Вы, насколько я понимаю, пришли, чтобы опорочить моего жениха, барона Грюнера. Я согласилась встретиться с вами только лишь потому, что меня попросил об этом папенька, и заранее предупреждаю вас: что бы вы ни говорили, ваши слова не окажут на меня ни малейшего воздействия.
Мне было ее жаль, Ватсон. Я на какой-то миг представил ее своей дочерью. Я редко говорю красноречиво. Больше доверяю разуму, чем сердцу. Но, поверьте, я действительно старался убедить ее, используя самые теплые слова, которые мог найти у себя в запасе. Я описывал, в какое ужасное положение попадает женщина, которая узнает истинный характер мужчины только после того, как становится его женой, женщина, которой приходится мириться с ласками запятнанных в крови рук и прикосновением распутных губ. Я не сдерживал себя, говорил о стыде, страхе, агонии, безнадежности, к которым приводит такое положение. Но ни одно мое горячее слово не было услышано. Ее мраморные щеки даже не порозовели, в холодных отстраненных глазах не отразилось никаких чувств. Я вспомнил о том, что говорил этот прохвост о постгипнотическом внушении. И действительно, можно было подумать, что она находится в состоянии транса и в мыслях парит в каких-то заоблачных высях. И в то же время ответы ее были вполне обдуманными.
