«Вероятно, есть и другие аналогии», - подумал Ис. И пощупал под одеждой кольчугу.
— На тебя жалуются. — обратился наместник к опершемуся на посох Ису. — Ну что ты богохульствуешь — полбеды. Но ты подстрекаешь на бунт против Империи Какое-то равенство проповедуешь. Что скажешь?
— Здесь все в кучу свалено. Чувствую, не без участия этого лица. — Ис указал глазами на верховного жреца, стоявшего у окна против света.
— А что не так? — вкрадчиво поинтересовался жрец.
— Мне отвечать? — взглянул на Липпина Ис. И, получив утвердительный кивок, обратился к жрецу: — Все не так. Я говорю, что люди равны, но где же призыв к бунту? Здесь призыв к вашим душам, желание приобщить вас к этой очевидной для меня истине. Я не согласен с догматами твоей веры, но с ними не согласен и наместник Липпин, он поклоняется другим богам, однако его ты не обвиняешь в богохульстве.
— Замолчи, отступник! — повысив голос, отошел от окна жрец и приблизился к стоявшему в середине комнаты Липпину. Учитель сделал неприметный шаг к окну.
— Слушай, верховный жрец, если вопросы веры решать копьями и каменьями, то не хватит песка пустыни засыпать людскую кровь. Я не заставляю верить в то, во что верю я. Я просто говорю о том, что знаю. Чего ж тут бояться? И зачем прибегать к таким острым аргументам, как имперские копья? — под конец уколол националистические чувства жреца Ис.
Учитель был почти спокоен — к бунту на улицах он не призывал, планами последователей ни с верховным жрецом, ни с Липпином делиться не собирался. Верховный жрец, опасаясь, что добыча может уйти из рук, едва сдерживал ярость, тем более что в окна вкатывался рев толпы:
— Отпустите Учителя!
И этот рев, памятуя о том, что у резиденции находилось всего полсотни копейщиков — остальные были в казарме, учитывал наместник. Ему было жарко от этой мысли и от удушливой пыли, поднятой сотнями ног, которая врывалась в окно.
— Что мне истина?! — перевел разговор в иную плоскость наместник. — Да улаживайте вы свои религиозные дела сами, но если дело коснется Империи, вялиться тебе на горячем ветру!
— У верховного жреца нет доказательств моей вины! Мои советы и помощь больным вряд ли можно считать преступлением!
— Ложь! Он объявил себя Мессией и царем Благословенной земли! — заявил жрец, с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться в бороду Иса, — он видел, что убедить наместника казнить этого человека без оснований не удастся. И все средства для него сейчас были хороши — впрочем, священнослужители во все времена были не слишком разборчивы в средствах!
Казалось, вспышка жреца произвела впечатление на наместника. Но это только казалось! На него гораздо больше подействовало то, что за окном изменилось соотношение сил: туда подошел отряд храмовых стражей — род туземной полиции, дозволенной имперской властью, — сотни приверженцев верховного жреца, изрыгавших хулу на Иса и требовавших его казни. Теперь наместник решительно переменил свои намерения. Еще десять минут — и толпу последователей этого бродяги оттеснят от резиденции. Тогда этого проповедника, из-за которого собралась такая толпа, нужно будет взять и все-таки повесить… Лучше — руками верховного жреца. Тогда последователи лишатся главы. Верховный жрец получит еще более непримиримых врагов, а он, имперский наместник, истощивший силы в попытке примирения сторон, останется в стороне.
— Кому я должен отвечать? — кивнул Ис, посмотрев в окно и тоже оценив обстановку. Он стоял к окну правым боком, Липпин и жрец — левым. Расстояние до окна было одинаковым — шага два. Подоконник низкий — ниже колен.
— Мне, — прочно расставил толстые ноги наместник. Он сложил руки на груди и чуть наклонил голову. Ис еще выжидал.
— Ни Мессией, ни царем я себя не называл — так называть себя может только сумасшедший. Говорю тебе — верховный жрец сводит свои счеты. Он боится за власть влияние на людей. Подумай, кому выгодна моя смерть? И так ли уж ты любезен ему? Ты для него такой же иноверец, как и я!
— Врешь, собака нечестивая! — взвизгнул потерявший самообладание верховный жрец. Он подскочил к Учителю, пытаясь вцепиться в его горло своими жилистыми руками — не стар, да и не слаб был верховный жрец Иф! Но, на свою беду, он не знал, что Ис был институтским чемпионом по самбо. Впрочем, о том, что такое институт и что такое самбо, жрец тоже не знал. Поэтому ошеломленный служитель культа, едва не вылетев в окно, оказался в дальнем углу комнаты. Ис глянул в окно, там толпились сторонники верховного жреца.
Ис отметил, что наместник знаком остановил вбежавших солдат.
Липпин спокойно и с интересом следил за происходящим, ничуть не сочувствуя поверженному Ифу, который теперь опасался приближаться к Учителю.
— Продолжим. По моим сведениям, ты явился в Благословенную землю несколько лет назад из Черной земли и стал проповедовать. Да и врачевать. Это даже похвально, — улыбнулся Липпин, что ему явно не шло.
— Я пришел из Черной земли в Рет, а полгода назад — сюда, — подтвердил Ис, кося краем глаза на окно — там снова усилился шум.
— Его изгнали из Рета! — шипел, как прижатая змея, жрец. — Что бы он ни говорил, он — уроженец Рета и подсуден нашим законам! А в Черной земле он много лет скрывался от гнева нашего храма.
— Наместник, здесь ошибка, если это ошибка, а не желание заставить меня отвечать за другого. Я слышал о том человеке, говорят, он даже похож на меня. Этим хочет воспользоваться Иф! — впервые Учитель назвал жреца не по титулу.
— Ты не ответил на мои вопросы.
— Охотно отвечу: я не люблю читать проповеди. Но если кто-нибудь доискивается истины и спрашивает меня, я отвечаю.
— Что мне истина, — уже другим, брезгливым тоном, прерывая Иса, повторился наместник, — еще раз ответь, призывал ли ты к бунту, объявлял ли себя царем и Мессией?
— Я уже говорил: в Мессию не верю, к царской должности отношусь без симпатии. А вот у верховного жреца есть причины подстрекать к бунту, — улыбнулся он шипящему, как масло на сковороде, Ифу, — ему до сих пор снятся серебряные подсвечники, увезенные из храма в столицу Империи!
Липпин жестом остановил Иса — слишком памятным было ограбление Храма:
— Хватит! Но люди бегут за тобой и орут: «Мессия»! И это смущает народ.
— За мной этих криков не было.
— Последнее. Где твои люди, ушедшие в пески?
— У меня нет никаких людей.
Липпин на минуту задумался.
— Верховный жрец, кликни своих из храмовой стражи, пусть уведут отступника и смутьяна — отдаю его в твои руки. И все, что ты с ним сделаешь, меня не касается.
