«Я тщательно набирал команду. Когда наступит время наводить порядок, вы увидите, что мои моряки более чем исполнительны, — сэр Фэймет выпрямился на стуле. — Возможно, следовало бы сказать несколько слов о порученной нам задаче. Официальное назначение плавания состоит в том, чтобы провести переговоры о заключении ряда выгодных договоров. И я, и король Гранис были бы удивлены, если бы нам это удалось. Нам предстоит иметь дело с монархами, занимающими гораздо более высокое положение; каждый из них отличается особым нравом и упрямо руководствуется своими представлениями. Король Помпероля Дьюэль — страстный орнитолог. Милон, король Блалока, известен тем, что опустошает фляжку тминной водки — четверть пинты — только чтобы проснуться, прежде чем встает с постели. Королевский двор в Аваллоне кишит эротическими интригами, и у любовника-фаворита короля Одри больше власти и влияния, чем у верховного лорда, сэра Эрмиса Пропирогероса. Следовательно, мы должны проводить гибкую политику. Как минимум, мы надеемся, что принимающие нас государи проявят вежливый интерес и получат полезное представление о наших возможностях».
Трюэн нахмурился и поджал губы: «Зачем удовлетворяться полумерами? В моих переговорах я стремился бы к достижению максимальной выгоды. Предлагаю перестроить нашу стратегию согласно этому принципу».
Откинув голову, сэр Фэймет слегка улыбнулся вечернему небу и снова налил себе вина. Опорожнив чарку, он со стуком поставил ее на стол: «Король Гранис согласовал со мной и стратегию, и тактику — мы будем следовать плану, утвержденному королем».
«Разумеется. Тем не менее, как говорится, один ум — хорошо, а два лучше… — Трюэн даже не вспомнил о присутствии Эйласа. — И обстоятельства несомненно позволят нам импровизировать».
«Когда этого потребуют обстоятельства, я проконсультируюсь с принцем Эйласом и с вами. Король Гранис предусмотрел такие консультации как часть вашего образования. Вы можете присутствовать на некоторых переговорах, в каковых случаях вам надлежит слушать, но не высказываться до тех пор, пока я не дам соответствующие указания. Все ясно, принц Эйлас?»
«Вполне».
«Принц Трюэн?»
Трюэн отрывисто поклонился, но тут же попытался смягчить любезным жестом впечатление, произведенное поклоном: «Разумеется, капитан, вы приказываете, а мы подчиняемся. Не буду излагать на переговорах мою личную точку зрения; надеюсь, однако, что вы будете информировать меня о достигнутых результатах и принятых обязательствах. В конце концов, именно мне предстоит в дальнейшем иметь дело с последствиями наших переговоров».
«Принц Трюэн, я сделаю все, что смогу для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство», — с холодной улыбкой ответил сэр Фэймет.
«В таком случае больше не о чем говорить!» — великодушно заявил Трюэн.
Наутро, ближе к полудню, слева по курсу показался небольшой островок. Когда до него оставалось не больше четверти мили, моряки приспустили паруса, и корабль замедлил бег по волнам. Эйлас обратился к боцману, облокотившемуся на леер: «Почему мы остановились?»
«Это Млия, остров русалок. Приглядитесь — иногда их видно на скалах, что пониже, или даже на берегу».
На грузовой стреле подвесили плот, сколоченный из обрезков досок; на плоту привязали кувшины с медом, тюки с изюмом и урюком. Плот опустили на волны и отвязали. Глядя вниз, в глубокую прозрачную воду, Эйлас заметил снующие бледные тени; одна из теней вдруг перевернулась — на него взглянуло лицо с длинными, стелющимися в воде волосами. Странное это было лицо: продолговатое, с полупрозрачными темными глазами и длинным тонким носом, оживленное каким-то диким порывом — не то пристальным интересом, не то возбуждением или даже ликованием. Все, что знал и помнил Эйлас, не позволяло истолковать это выражение.
Несколько минут «Смаадра» тихонько качалась на волнах. Плот удалялся от корабля — сначала медленно, потом более целенаправленно, подгоняемый толчками к острову русалок.
Эйлас задал боцману еще один вопрос: «Что, если бы мы погрузили эти горшки и тюки в шлюпку и подплыли с ними к самому берегу?»
«Кто знает, принц? Одно бесспорно: тот, кто осмелится подплыть к острову без подарков, может быть уверен, что его постигнет беда. С морским народцем надо вести себя обходительно. В конце концов, море — их вотчина. А теперь пора в путь. Эй, там! Подтяните паруса! Рулевой — к штурвалу! Давайте-ка, вспеним волну!»
Проходили дни; корабль заходил в гавани, бросал якорь, поднимал якорь. Впоследствии Эйласу это путешествие вспоминалось как мешанина звуков, голосов, музыки, лиц и форм, шлемов, рыцарских лат, шляп и костюмов, душистых благоуханий, аппетитных запахов и вони, всевозможных личностей и поз, портовых сооружений — причалов, якорных стоянок, рейдов. Их принимали во дворцах, им устраивали аудиенции, банкеты и балы.
Эйлас не мог точно оценить полезность их визитов. Насколько он понимал, тройские послы производили положительное впечатление; никто не мог усомниться в прямолинейной добросовестности и широких полномочиях сэра Фэймета, а Трюэн по большей части держал язык за зубами.
Короли — все как один — проявляли уклончивость и ни за что не желали брать на себя обязательства. Вечно пьяный король Блалока, Милон, высказал достаточно трезвое наблюдение: «Отсюда видны высокие стены крепостей Лионесса — и тройский флот ничем против них не поможет!»
«Ваше величество, мы надеемся, что в качестве союзников мы могли бы уменьшить опасность, исходящую из Лионесса».
Милон только печально махнул рукой и приложился к высокой кружке с тминной водкой.
Чокнутый король Помпероля, Дьюэль, тоже не мог обещать ничего определенного. Получив приглашение на аудиенцию, тройская делегация отправилась в летний дворец Алькантад, по пути осматривая окрестности. Пасторальные пейзажи Помпероля производили впечатление изобилия и благополучия. Подданные Дьюэля не осуждали нелепые прихоти своего монарха — напротив, они скорее забавлялись его выходками, охотно терпели их и даже гордились ими.
Сумасшествие короля Дьюэля носило достаточно безобидный характер; он отличался чрезмерной привязанностью к птицам и позволял себе абсурдные фантазии, причем некоторые из них, благодаря своим возможностям, воплощал в жизнь. Дьюэль величал своих министров птичьими именами — лорд Щегол, лорд Бекас, лорд Чибис, лорд Трупиал, лорд Танагр. Помперольским вельможам также приходилось отзываться на прозвища типа «герцогиня Сойка», «герцог Кулик», «герцогиня Крачка» и «герцог Соловей». Королевские указы запрещали есть яйца в самых суровых выражениях: «Поедание яйца — жестокое злодеяние, подобное умерщвлению младенца во чреве матери, и подлежит столь же беспощадному и мучительному наказанию».
